В шведско-русском словаре выражению ta spjärn поставлено в соответствие одно-единственное значение: «упираться». Между тем, в этом значении, предметном, оно употребляется редко. Зато в переводе оно может потребовать таких «далековатых» замен, как собраться с духом, ухватиться, отторгать от себя или брать начало – и многих других, совсем не похожих ни на словарный «эквивалент», ни друг на друга. Откуда они берутся?
Что делает возможными такие употребления? Говорят: «широкая семантика». Но почему тогда словарь не предлагает длинного перечня значений? Говорят: «контекст». Но разве контекст способен заставить слово перестать быть самим собой? Говорят: «безэквивалентность». Но ведь это не национально-специфическая реалия, не историзм, не авторский неологизм, а, напротив, вполне обиходное и даже весьма частотное общеязыковое выражение. Эти вопросы вовсе не «упираются» в одно лишь это шведское выражение, хотя и «исходят из него» в качестве показательного примера. Они релевантны по сути для любого слова любого языка и имеют принципиальный переводческий интерес.Один пример такого употребления разобран в первой части статьи (см.). Переводя его в заданном ситуативном контексте (⇓), можно было употребить ряд вариантов, в частности, собраться с духом, не дать себя обескуражить, найти в себе силы, приуготовиться. В конечном счете я остановился на смириться. Смею утверждать, что это довольно точное соответствие и по своему семантическому значению (’перестать упорствовать’), и по своей прагматике (’превозмочь себя’). Но если ta spjärn значит ’упереться’, как уверяет словарь, то как оно может оказаться в родстве со «смирением»? А при повторном употреблении в той же статье (Jag vill bara försäkra mig om […] att du har tagit spjärn) – с «не дать себя обескуражить» (открытием «конкурирующих» разумных миров) ?
Вот еще пример, при переводе которого было бы уместно собраться с духом:
”Det är som att du växt upp med vargar”, kan sambon sucka när vi ätit middag med vänner och då tar jag alltid spjärn där jag står i köket och försöker lösa gåtan om hur vinglasen ska stuvas i diskmaskinen. Jag har ju lärt mig att det där om vargarna ofta bara är en anfang till en större föreläsning om besvikelse. Om hur jag varit oförmögen att notera och fylla på gästernas tomma glas (utan menande sparkar under bordet), om hur jag pratat om mig själv (trots menande sparkar under bordet) och hur jag glömt fråga min vän om det nya jobbet. — «Ты будто в лесу вырос», – скажет со вздохом моя сожительница, когда мы проводим обедавших у нас друзей. Тогда, стоя на кухне и пытаясь разгадать, как надо расставить бокалы в посудомойке, я заранее знаю, что нужно собраться с духом [ср. англ. brace oneself]: за этой прелюдией последует длинная нотация. О том, как я ее разочаровал, не потрудившись (без подталкивания под столом) вовремя наполнять бокалы гостей, как я все время говорил только о себе (несмотря на многозначительные подталкивания) и даже не подумал спросить своего друга о его новой работе.
Автор, иронизирующий над отсутствием у себя интереса к другим людям, после обеда с друзьями предвидит неизбежный нагоняй от своей сожительницы за невнимание к гостям. Готовясь выдержать атаку, он tar spjärn (занимаясь в это время уборкой посуды в кухне, чего он тоже толком делать не умеет). Как и в примере, разобранном в первой статье, выражение ta spjärn употреблено здесь абсолютивно, то есть без обычного дополнения с предлогом mot, которое бы указывало, в чем находит опору субъект или против чего он мобилизуется. Это весьма обычный тип употреблений, в котором существо концепта TA SPJÄRN, идея «изготовки» или занятия субъектом «опорного положения», проявляется особенно наглядно. Субъект находит опору в себе, приводит себя в состояние психологической готовности: в этом примере – собирается с духом, мобилизует свои внутренние ресурсы, чтобы выдержать инвективу.
Приведу еще примеры «далековатых» соответствий, тех, что упомянуты в преамбуле. Она предваряла извещение о публикации статьи на фейсбуке, и эти соответствия вызвали некоторое недоумение в комментариях: «как такое возможно?»
Jag får ta spjärn med högerhanden i ratten för att orka stänga den 150 kg tunga dörren som går igen med ett tjoff och det blir knäpptyst i kupén. – Мне приходится ухватиться правой рукой за руль, чтобы хватило сил закрыть весящую 150 кг дверь. Она глухо захлопывается, и в салоне воцаряется мертвая тишина.
Автожурналист тестирует новую модель бронированного автомобиля. Речь идет о придании им себе твердого положения, чтобы не быть самому притянутым к двери, которую он пытается закрыть левой рукой с кресла водителя. Предлог i исключает представление ситуации как «упереться», но ta spjärn, как видим, нисколько не противоречит прочтению в смысле ’ухватиться’. Иначе говоря, в концепте TA SPJÄRN способ, каким субъект «укрепляется», придает себе устойчивое положение, занимает твердую позицию и т.п., не маркирован. Этот параметр концепта варьируем.
Hennes [sångerskans] insats kröns i den avslutande ”Urljus”. En sång som tar spjärn mot all form av förmörkelse och som, trots sitt ringa format, är som en symfoni i sig. – Ее исполнение [вокально-симфонического цикла Малера] венчает «Изначальный свет» – песнь, которая отторгает тьму в любых ее проявлениях и в себе самой заключает симфоническое начало, несмотря на малую форму.
Именно отторгать от себя представляется здесь куда более уместным соответствием, чем, скажем, преодолевать, противостоять или оказывать сопротивление. Разумеется, концепт TA SPJÄRN предполагает «мобилизованность» субъекта и, тем самым, способность к противостоянию чему-либо. Но в чем конкретно он находит опору, какова природа «антагониста» и какие формы принимает силовое взаимодействие, в концепте не «запрограммировано» – это определяется прагматикой ситуации, реконструируемой по контексту. Опять-таки, мы имеем дело с варьируемыми параметрами. В данном контексте выражение ta spjärn уместно, поскольку его «идея» вполне согласуется с характером ситуации. То же, в каком смысле оно употреблено, а значит и способ перевода, обусловлены ее прагматикой и авторским замыслом. Речь идет не о «борьбе» света с тьмой и не о преодолении «темных сил», а скорее о заключенной в нем самом, в силу его первозданности, безусловной альтернативе тьме. Глагол отторгать выбран еще и с учетом его «двунаправленности»: свет не только прогоняет тьму, но и, в том метафизическом контексте, с каким имеет дело эта песнь Малера, рождается из тьмы, как бы отталкиваясь или вырываясь из нее (ср. со след. примером). Опять-таки, мы имеем дело с параметром ситуации – направленностью усилия субъекта, – который применительно к концепту TA SPJÄRN заранее не фиксирован и может принимать противоположные значения. Наконец, в связи с этим примером нужно отметить, что субъектом ta spjärn обязательно является лицо, но в переносных употреблениях, подобных этому, им может быть олицетворяемая сущность, которой приписывается интенция. Впрочем, в этом контексте слово sång может прочитываться и как «песнь», и как «пение», и тогда оно метонимически обозначает лицо – певицу.
En soluppgång i musik blir gärna stigande vad gäller melodiken, har ljusa klanger, en stark treklangskänsla i harmoniken och är försett med ett rejält crescendo. Men den behöver också ta spjärn mot den natt som den kommer ur och kan därför ha både tyngd och mörker och skärande dissonanser i sig. – Восход солнца в музыке обычно характеризуется мелодическим подъемом, светлой тональностью, выраженной трезвучной гармонией и непременным мощным крещендо. Но он рождается из ночи и, беря в ней начало, может нести в себе отголоски тьмы и режущие диссонансы.
Этот пример я привожу в пандан к предыдущему, но также и для иллюстрации отмеченного значения, то есть конкретного смысла, в котором здесь реализуется концепт выражения ta spjärn. Обратим внимание, что отношение, выражаемое формой ’ta spjärn mot X’, реализуется в этом контексте одновременно в двух противоположных направлениях: это и ’противодействовать’ и ’отталкиваться’. И оно ни в коем случае не может быть выражено глаголом упереться, на чем настаивают словари, приводя ta spjärn исключительно в контексте дополнения с предлогом mot в значении ’против’. Между тем, направленность усилия субъекта, как уже отмечалось, в самом концепте не задана, а само это выражение прекрасно сочетается и с предложными дополнениями на för, inför, i и даже mellan, а также употребляется в контексте инфинитивного оборота со значением цели för att и абсолютивно, то есть вовсе без дополнения (ср. – Ta spjärn! – Держись!, но, конечно, не * Упрись!).
* * *
Все эти примеры я привел и снабдил комментариями с двоякой целью.
Во-первых, чтобы развеять сомнения в том, что разбираемое выражение – а фактически, любое слово, фразеологизм, конструкция – может употребляться в значениях, настолько далеких и от словарных, и одно от другого, что самая их возможность представляется необъяснимой, а предлагаемые словарем «эквиваленты» во многих случаях, если не в большинстве, нельзя подставить в перевод. В попытках «расколоть» концепт TA SPJÄRN, оказавшийся очень твердым орешком, мне пришлось набрать целый корпус примеров с этим выражением, при переводе которых понадобился и ряд других способов воспроизведения его «значений», таких как «изготовиться», «исходить из чего‑л.», «напрячься», «окопаться», «отталкиваться», «стоически принять», «взять себя в руки», «настроиться» и т.д. и т.п. – все это, нисколько не противореча «идее» выражения ta spjärn, его истинному существу. И практически нигде нельзя было употребить словарное «упереться». Так что к приведенным примерам можно было бы прибавить еще сколько угодно таких же своенравных, но в действительности ни в коей мере не являющихся какими-то авторскими изысками. Разумееется, никаких таких значений у ta spjärn нет, как нет и вообще никаких значений: значение принадлежит не слову, а говорящему, эксплуатирующему концепт в соответствии со своим замыслом, и порождается им в речи.
Во-вторых, приведенные примеры имеют целью подготовить читателя, хотя бы отчасти, к более основательному ответу на главный вопрос: чем обусловлена самая возможность и допустимость таких употреблений и как она реализуется? Предварительный ответ уже, должно быть, угадывается читателем. Всякая языковая единица, будь то слово, фразеологизм или конструкция, обладает уникальной спецификой и символизирует концепт (не путать с общим, центральным, главным значением, семантическим инвариантом и тому подобными понятиями объективистской семантики!) – целостное представление, заключающее в себе частицу общего языковому коллективу опыта освоения им своего жизненного мира. Именно концептом обусловлен смысловой потенциал и грамматические поведение слова в речи, а с тем и границы его эксплуатации говорящим. Параметры концепта могут варьироваться в очень широких пределах в зависимости от прагматики ситуации и смыслового намерения говорящего – пределах, обусловленных «идеей» языковой единицы, тем специфическим и уникальным мироотношением, которое заключено в ее концепте. Это особая познавательная установка, особый способ осмысленного представления некоторого фрагмента действительности. Все без исключения приемлемые для носителя языка употребления языковой единицы, все ее конкретные смысловые реализации в речи, то есть «значения», обусловлены (но, конечно, не предопределены!) ее концептуальным содержанием.
По своей идее и концептуальному содержанию словарный эквивалент не тождествен концепту чужой языковой единицы и никогда таковым не бывает. TA SPJÄRN и УПЕРЕТЬСЯ «похожи», но отнюдь не тождественны. В силу этого они отличаются по своему смысловому потенциалу и грамматическому поведению, и по этой же причине возможности употребления глагола упереться в переводе высказываний с этим шведским выражением сугубо ограничены. Но об этом, а также о том, почему это так, почему составители шведско-русского словаря не могли найти ничего лучшего, чем эта апелляция к малочастотному предметному употреблению, о «формуле» концепта TA SPJÄRN и о том, как именно он санкционирует упомянутые выше и другие несловарные употребления, я постараюсь рассказать в дальнейшем.
Продолжение следует, ta spjärn!