Бывает нормальный читатель, а бывает читатель-переводчик. Первый читает себе, с познавательной, скажем, целью или для удовольствия. Второй спотыкается, бедолага, непроизвольно прикидывая, как бы можно было перевести тот или иной фрагмент, сам по себе понятный, но вызывающим образом тревожащий его переводческую совесть. Хотя переводить этот текст ему вовсе и не надо. Не стану утверждать, что от этого может произойти деформация личности, но готов признать, что это своего рода профессиональное заболевание.
Об этом как о признаке профессионализма – и не без привкуса цеховой исключительности – нередко упоминают мэтры перевода. Это, так сказать, почетная болезнь, а ее этиология – это муки творчества.
– Trams! * Такого рода ссылки на творческий характер переводческой деятельности ровным счетом ничего не объясняют, ни к чему не обязывают и не вызывают ничего, кроме раздражения. И не будь у этого «заболевания» иных причин, то и возвращаться к этой теме, уже затрагивавшейся мною раньше, не имело бы ни малейшего смысла. Однако объяснение есть, и оно прямо и непосредственно отражает сущность переводческого ремесла.
Единственное отличие между рядовым читателем и читателем, которого случай и предрасположенность сделали переводчиком, состоит именно в установке на перевод. У первого ее нет, у второго она сидит в подкорке – профессия накладывает-таки свой отпечаток. Это тривиально, но имеет далеко идущие последствия: профессиональный переводчик постоянно настроен на несовпадение концептов чужого слова и своего. И именно это, т.е. по существу непереводимость, заставляет его при чтении мысленно отмечать «трудные места». Нет, не те трудности, которые обусловлены незнанием какого-либо слова, какой-либо конструкции или незнакомством с предметом. Это может вызвать затруднения и у рядового носителя языка. В таких трудностях нет ничего специфически переводческого. Речь о другом. Речь о единицах чужого языка – будь то слово, фразеологизм или конструкция – которые по своей «идее», а значит смысловому потенциалу и поведению в речи (лексической и синтаксической сочетаемости), не совпадают с «соответствующими» единицами языка перевода. А несовпадение это тотально.
Разумеется, основное лексико-грамматическое «наполнение» нехудожественного текста, его конвенционный языковой субстрат, допускает перевод по словарю и грамматике. В тем большей мере, чем «техничней» текст, то есть чем больше его смысл совпадает с предметно-логическим содержанием. Но всякое прагматическое осложнение непременно актуализует уникальную специфику чужого концепта. И тут-то оказывается, что в языке перевода не лексикализованы, не имеют в нем лексических соответствий не только концепты «экзотических» слов и конструкций исходного языка **, а по сути дела весь его словарь и вся грамматика. Вот такая обостренная чувствительность к концептуальным несовпадениям двух языков, даже при переводе ничем казалось бы не примечательных высказываний, и составляет, по-видимому, специфику переводческого мышления. Давайте рассмотрим один такой «простенький» пример:
IKEA möblerar om – 650 tjänster försvinner
Под этим заголовком помещена заметка о крупных сокращениях в концерне в связи с пересмотром стратегии – расширением ставки на интернет-торговлю в связи с уменьшением доли физических магазинов. Надо полагать, что ни у читателя-носителя шведского языка, ни у переводчика никаких проблем с пониманием не возникнет. Игра слов здесь абсолютно прозрачна: всякий знает, что ИКЕА – это мебельный гигант, и понимает, что фразовый глагол möblera om ‘≈ менять меблировку’ в этом контексте употреблен переносно в значении ’реорганизовывать’. Заглянув в словарь, мы это и найдем:
möblera om
a) flytta om möblerna делать перестановку;
b) förse med andra möbler меблировать заново;
с) bildl., regering o.d. проводить реорганизацию
И почти то же самое при производном существительном, с той, однако, знáчимой разницей, что слово перестановка повторено здесь также и в переносном значении, как ближайший метафорический эквивалент шведского
ommöblering
1. omflyttning av möbler перестановка [мебели];
2. inom regering o.d. перестановка, реорганизация
Вторая половина заголовка похоже и вовсе ничем не примечательна. Никаких синтаксических наворотов в нем тоже нет: два минималистских простых предложения типа «подлежащее + непереходное сказуемое». То есть такое, которое, так сказать, самодостаточно – не нуждается в дополнениях и в самом себе содержит указание на то, чтó конкретно делает субъект или чтó с ним происходит. Проще некуда.
Стало быть, перевóдим по словарю и «близко к тексту»?
ИКЕА проводит реорганизацию – 650 должностей исчезнет
Думаю, вы согласитесь, что этот перевод никуда не годится, хотя предметное значение оригинала сохранено. Насчет реорганизации все правильно, но по сравнению с оригиналом плоско и плохо. Не лучше были бы и другие варианты, воспроизводящие только буквальное значение, например, В ИКЕА большие перемены, ИКЕА меняет стратегию или еще что-то подобное. Прежде всего потому, что при этом утрачивается игра слов. Она построена на имплицитном (неявном) каламбуре: название IKEA связано в сознании читателя с «меблировкой» в собственном смысле слова, тогда как в тексте глагол möblera om употреблен в другом, переносном значении. Если реализовать этот каламбур «в лоб», получится примерно ’möbeljätten möblerar om’. В шведском языке это довольно стертая, неяркая метафора, но игра слов все же ощутима и оживляет заголовок. Однако «оживляет» – это, увы, тоже метафора (и тоже стертая 😉 ). Она лишена объяснительной силы, но она наводит на мысль, что проводить реорганизацию и т.п. вместо möblera om – не слишком удачная замена. Попробуем выяснить, чтó именно при этом теряется.
Смысл игры слов здесь в том, что IKEA – огромный концерн, символ шведской основательности и стабильности – оказывается вовсе не таким оплотом бизнеса с человеческим лицом, каким он прежде казался. Вот такая деконструкция. В таком заголовке проступает авторское начало, которого совершенно нет в нейтральном реорганизовывать. Плюс легкая ирония. Последнее присуще игре слов. Это потому, что глагол möblera om хотя и кажется глаголом конкретного значения, что я чуть выше отметил в синтаксических терминах, в действительности не выражает никакого определенного действия. Его «идея» – изменение обстановки помещения – может реализоваться в разных значениях, в зависимости от того, как концептуализируется описываемая ситуация: только ли перестановка предметов мебели или замена, полное обновление или частичное, имеется ли в виду только мебель или и другие предметы обстановки. Поэтому в шведско-русском словаре этот глагол представлен только частными значениями. В самом же общем виде его концепт содержит представление об изменяемой конфигурации, понимаемой как связное целое, и о том, что это – более или менее радикальная перемена. Это создает потенциал для метафорических употреблений.
Как бы ни изощрялся переводчик, перебирая варианты, – а у профессионала их всегда несколько, особенно если варьируются и лексический состав, и синтаксис, – сохранить эту игру слов и «излучаемый» ею смысл ему не удастся, несмотря на банальную простоту исходного выражения. И все потому, что концепт шведского глагола möblera om в русском языке не лексикализован. Из того, чтó предлагает словарь, – плюс выражения типа в ИКЕА меняется обстановка / перемена обстановки, менять (рыночную) стратегию и пр., которые могут прийти на ум переводчику с учетом полного содержания сообщения, – ни один вариант не позволяет сохранить желаемый смысл, а некоторые просто его искажают.
Так, варианты со словом обстановка, которое, казалось бы, должно «сыграть», не годятся, так как поменять обстановку в переносном употреблении значит ’сменить окружение и условия жизни’, то есть совсем не то, чего требует данный контекст. Не подойдет и ближайшее по своему метафорическому употреблению слово перестановка, хотя оно в своем буквальном значении легко ассоциируется с перемещением мебели: речь идет не о должностных перемещениях, а о массовых сокращениях ***.
Остается еще путь пословного перевода, но и он оказывается непроходимым. Глагола перемеблировать в русском языке официально не существует. Его нет ни «Большом толковом словаре» (БТС), ни в академических словарях русского языка, ни тем более в словарях двуязычных. В НКРЯ, корпусе русского языка объемом почти в 300 млн. слов, он встречается только один раз, да и то в тексте 70‑х годов позапрошлого века. А существительного перемеблировка в нем и вовсе нет. Ни разу. Но это бы полбеды, отсутствие этих слов в нормированном словаре – не главное. В конце-концов «живой язык» явно опережает норму. В текстах Yandex’a, и отнюдь не безграмотных, существительное перемеблировка встречается многие тысячи раз, а глагол перемеблировать – хотя и реже, но тоже довольно часто. Отчего же не употребить их в переводе? – Увы! Ни это существительное, ни этот глагол ни разу не встретились в метафорическом употреблении. Повторяю: ни разу, среди многих тысяч. У них просто-напросто нет переносных значений. Глагол перемеблировать употребляется исключительно в буквальном смысле ’по-новому обставить мебелью, обновить обстановку’ и непременно с прямым дополнением: дом, квартиру, апартаменты и т.п. Поэтому в переводе пришлось бы использовать отглагольное существительное: Перемеблировка в ИКЕА или В ИКЕА перемеблировка. На мой взгляд, все такие варианты неудачны как раз из-за навязывания этому слову метафоричности, которой оно не обладает. По-видимому, в концепте глагола перемеблировать представление об изменении обстановки сугубо предметно, «жестко» связано именно с мебелью и, в отличие от шведского möblera om, никак не акцентирует идею радикального обновления. Поэтому прочтение только что приведенного варианта перевода в смысле ’радикальные изменения в организации’ для русского уха как-то не звучит. Конечно, это только гипотеза, и я призываю посетителей моего блога отнестись к ней критически.
Вот и оказывается, что простое и прозрачное шведское выражение в сущности непереводимо. Единственный выход – это попытаться компенсировать уникальность чужого концепта, полностью отключившись от текста оригинала, то есть придумать что-то только функционально равноценное. Об этом чуть ниже, но нужно ведь сказать кое-что и о второй половине разбираемого заголовка. Ведь мой пост на этот раз не о переводе игры слов, а о «сквозной» концептуальной неизоморфности языков. Чужое слово, как я уже не раз повторял, никогда не тождественно тому, что про него говорится в двуязычном словаре: справа от него – только более или менее связный (обычно, менее) инвентарь частных значений. И в переводе может возникнуть, и постоянно возникает, нечто на него абсолютно не похожее. Если я стану утверждать, что möblera om значит ’перекроить’, то нормальный читатель этого поста скорее всего покрутит пальцем у виска и решит, что я спятил. Но не переводчик. Его этим не удивишь: он знает, что словарю нельзя верить на слово. Переводчик – это, не в обиду будь сказано, профессиональный деформант, “деконструктор”, относящийся с подозрением ко всякому слову. Оно может обернуться чем-то совершенно не похожим на свое словарное изображение, мутировать до неузнаваемости.
Вот пара примеров:
Jag hoppas matchen blir av, eftersom jag verkligen vill möblera om hans ansikte. – Надеюсь, матч состоится, уж очень мне хочется перекроить ему физиономию. [из интервью одного боксера]
Du vill väl inte att jag ska möblera om ditt vakra ansikte. – Ты ведь не хочешь, чтобы я перекроил твое личико.
Ha-ha-ha, äckliga fuskare. Skulle med glädje möblera om ditt ansikte. – Ах ты мошенник! Будет одно удовольствие перекроить твою мерзкую рожу.
В таких случаях часто говорят о т.н. контекстуальном значении.
Однако никакой зависимостью от контекста не объяснить, как одно и то же слово способно обозначать столь далекие друг от друга смыслы и при этом не распадаться на омонимы. Это обеспечивается пластической устойчивостью его концепта и тем, как он эксплуатируется говорящим (конечно, в пределах, допустимых «идеей» этого слова). Так вот, ни один из «эквивалентов» слова tjänst, которое по словарю имеет значения ’работа’, ’служба’ и ’должность’, и глагола försvinna, который значит ’исчезнуть, пропасть’, нельзя принять за чистую монету. Выбор варианта перевода будет целиком зависеть от того, как концептуализирует описанную ситуацию переводчик. Если в фокусе внимания – увольнения, то нужно говорить об исчезновении рабочих мест (т.е. переводить tjänster как ’рабочие места’). Выбор глагола изчезнуть при этом неудачен, более идиоматичным будет сокращать: они не сами по себе исчезнут, а по инициативе работодателя. Если же переводчик сочтет нужным подчеркнуть изменения в должностной структуре, то он может употребить словарный перевод должность, но только в контексте глагола упразднить (который словарем тоже не предусмотрен). То есть сокращения будут представлены как следствие изменений в структуре и качественном составе трудовых ресурсов. Оба прочтения ситуации представляются мне возможными. В результате, с учетом полного перифразирования первой части заголовка и альтернативных концептуализаций второй, рискну предложить такие варианты перевода:
ИКЕА переезжает в онлайн, сокращает 650 рабочих мест
ИКЕА переезжает в онлайн, упраздняет 650 должностей
Обратите внимание, что при переезде перевозят мебель. Тем самым в глаголе переезжать сохраняется эта ассоциация, пусть и очень косвенно. Однако у такого перевода есть и явный недостаток: ИКЕА не совсем переезжает, а только частично. Охотно приму ваши соображения, как этого недостатка можно было бы избежать. И последнее: все сказанное свидетельствует о том, что перевод нехудожественного текста принципиально не отличается по своей природе от перевода текста художественного. По крайней мере, он тоже «творческий», и я надеюсь, что мне удалось хотя бы отчасти показать, каково конкретное содержание этого понятия.
_______________________________
* Шведское словечко, которое плохо передается по-русски, но зато хорошо иллюстрирует мой главный тезис: отсутствие концептуальных тождеств между «похожими» единицами двух языков. Его словарные значения – ’глупости’, ’чушь’ и ’пустая болтовня’ – лишь крайне неточно отражают идею этого слова: не просто ’чушь’, а нечто вроде ’чушь «со значением» или м.б. “с претензией”’. Задайте trams в строке поиска корпуса шведского языка KORP, и вы убедитесь, что ни один из словарных эквивалентов не вписывается в перевод доброй половины примеров.
** Я сознательно избегаю говорить о несовпадении так называемых «языковых картин мира», так как этот термин неизбежно имеет мировоззренческий привкус. Эта идея, идущая, по-видимому, от В. фон Гумбольдта и получившая оформление в гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа, нередко принимает крайне вульгарные формы: если мы говорим на разных языках, то мы отличаемся и по своему мировоззрению.
*** Тот, кто внимательно ознакомится с информацией, может возразить, что руководство концерна обещает вместо упраздняемых рабочих мест создать новые, и их даже будет больше. Не исключено, что произойдут и кое-какие перемещения персонала, в тех случаях, когда работник обладает квалификацией, делающей его востребованным, или хотя бы пригодным, в структурах цифровой торговли и логистики. Но в целом речь идет о радикальных переменах, никак не сводимых к перестановкам, и о создании новой структуры должностей.