Так называемым «ложным друзьям переводчика» – лексическим единицам двух языков, совпадающим по форме и потому легко, и часто ошибочно, отождествляемым по значению – посвящена обширная литература, главы многих пособий по переводу и даже специальные словари. Между тем, ни одна единица чужого языка, будь то слово, фразеологизм или конструкция, не бывает вполне тождественна по условиям употребления какой-либо единице своего, и в этом смысле и общий двуязычный словарь едва ли не весь состоит из ложных друзей.
Это относится и к терминам, в особенности из таких отраслей, которые отличаются национальной спецификой. В этой заметке речь пойдет об одном таком термине из области шведского семейного права, который в последнее время стал довольно часто мелькать на страницах газет, увы, в контексте удручающих обстоятельств. Сперва небольшой дайджест по материалам шведской прессы:’
En liten flicka adopterades av ett svenskt par från sitt ursprungsland Ryssland genom en så kallad enskild adoption. Hon var två och ett halvt år gammal när hennes mamma hastigt avled. Någon pappa fanns inte med i bilden, däremot en morbror som bor i Sverige. Efter ett och halvt år ”ångrade” sig adoptivföräldrarna och lämnade barnet tillbaka till ett ryskt barnhem.
[Девочку двух с половиной лет из России удочерила шведская пара при посредстве процедуры, называемой enskild adoption. У нее скоропостижно скончалась мать, а отца не было. Но был дядя в Швеции, брат матери. Однако спустя полтора года приемные родители «передумали» и вернули ребенка в российский детдом.]
Эта история, которая никого не оставит безучастным, получила резонанс в России, и информацию о ней из шведских СМИ переводили и публиковали уже не раз. Как переводчика мое внимание привлек выделенный термин (его я пока преднамеренно оставил без перевода). Привлек не только потому, что он был бы уместен в моем шведско-русском словаре по юридической и общественно-политической тематике. В существующих словарях его «само собой разумеется» нет, и в новое издание ”Samhällsordbok” я его включу. Была и не столь тривиальная причина, с переводческой точки зрения принципиальная. Она вскоре станет понятна.
Что делает переводчик, не найдя готового эквивалента в словарях? Он может попытаться отыскать термин в шведско-английских или шведско-немецких лексикографических источниках. Этот путь, однако, если и проходим, требует большой осторожности. В частности, выражение private adoption, употребляемое в американской практике, на которое легко может набрести переводчик, никак не совпадает со шведским по содержанию понятия. Им обозначается процедура усыновления при посредстве частного агентства, лицензированного государством, тогда как шведский термин, как мы сейчас увидим, значит нечто прямо противоположное. К тому же путь через язык-посредник редко помогает при переводе специальной лексики, имеющей национально-специфический характер: по составу, объему и содержанию понятий правовые системы разных стран, в том числе, Швеции и России, весьма различны, даже если у иноязычного термина есть кажущийся очевидным эквивалент в языке перевода. Это именно такой случай.
Не преуспев в поисках эквивалента по словарям, переводчик может поискать что-то подходящее в русскоязычных текстах, сопоставимых по тематике или прямо информирующих об этом сюжете. Таких сообщений, как я уже отметил, появилось множество, в основном, переводы из шведских источников. Что же в них? – Индивидуальное усыновление. Казалось бы, соответствие найдено: под этим понимается усыновление «напрямую», без посредничества агентства – как, вроде бы, и по-шведски. Тем не менее, сходство далеко не полное и не точное. Во-первых, сочетание индивидуальное усыновление не терминологично, найти его в нормативных документах мне не удалось. Если оно и применяется, то разве что в отношении порядков при родовом строе. Во-вторых, оно крайне неинтуитивно, непрозрачно по смыслу. В‑третьих, оно предполагает совершенно чуждый шведским реалиям прагматический подтекст: стремление российской власти запретить всякую частную инициативу в этой сфере.
Отмечу, однако, что профессиональный переводчик не столько ищет готовые решения, сколько стремится уловить уникальную смысловую специфику чужого слова. Поэтому он не преминет обратиться к шведским источникам. Поиск по ресурсам шведского сегмента интернета без труда обнаружит этот термин на сайте Myndigheten för familjerätt och föräldraskapsstöd (MfOF), главного государственного органа по делам об опеке над детьми и усыновлении, на сайте Государственного миграционного управления и мн. др. Минимально необходимые сведения можно найти даже в общей статье ”Adoption” в шведской Википедии. Выяснится, что речь и в самом деле идет об усыновлениях напрямую, без посреднического участия какой-либо уполномоченной организации, но только в исключительных случаях, как правило, если усыновители приходятся родственниками ребенку.
Уяснив таким образом смысл переводимого выражения, переводчик может принять в качестве рабочей гипотезы словосочетание частное усыновление. После чего он обязан проверить, насколько это допустимо с точки зрения терминологии, принятой в этой отрасли правовых отношений в России. Если окажется, что такой термин существует, то нужно удостовериться, что по своему понятийному содержанию он согласуется со шведским. В данном случае это выражение и в самом деле употребляется, но оно имеет иной смысл, скорее американский (’агентское усыновление’) и, тем самым, прямо противоположный шведскому! Поэтому употребить его в переводе мы не можем. Однако, выясняя эти отличия, переводчик непременно набредет на тип усыновления, который в России называют «самостоятельное усыновление», то есть опять-таки без помощи агентства. Это уже ближе к истине, но все еще неточно. В Швеции никакая самодеятельность этого рода не допускается. Участие уполномоченного агентства в принципе обязательно, и альтернативный путь, enskild adoption, допускается лишь в исключительных случаях, причем проверка компетентности усыновителей (lämplighetsprövning) производится так же, как и в общем случае. Поэтому, чтобы дистанцироваться от сторонних ассоциаций, можно предложить вариант усыновление в частном порядке. При необходимости этот перевод, все еще не дающий полного представления о содержании шведского термина, можно, разумеется дополнить кратким пояснением в сноске, указывающим, что оно проводится под надзором официальных органов.