За это тебя нака­жут в уго­лов­ном поряд­ке, при­чем два­жды: во-пер­вых, за совер­ше­ние пре­ступ­ных дей­ствий в соб­ствен­ном смыс­ле, – это назы­ва­ет­ся grundbrott, то есть та про­ти­во­прав­ная мер­зость, сви­де­те­лем кото­рой поне­во­ле стал ребе­нок, – и, во-вто­рых, за то, что ты это сде­лал у него на гла­зах. Вот это след­ствие ква­ли­фи­ци­ру­ет­ся отныне швед­ским уго­лов­ным кодек­сом, Brottsbalken, как осо­бый вид преступлений. 

;Эта ста­тья появи­лась в нем недав­но, а точ­нее, с июля про­шло­го года [1], – веро­ят­но, во испол­не­ние тре­бо­ва­ний ст. 19 «Кон­вен­ции ООН о пра­вах ребен­ка» к госу­дар­ствам при­ни­мать зако­но­да­тель­ные меры для защи­ты детей от пси­хо­ло­ги­че­ско­го наси­лия. Так вот, таких grundbrott’ов («пер­вич­ных», так ска­зать, пре­ступ­ле­ний), совер­ше­ние кото­рых в при­сут­ствии  ребен­ка рас­це­ни­ва­ет­ся как пси­хо­ло­ги­че­ское или «эмо­ци­о­наль­ное» наси­лие над ним и может при­чи­нить ему пси­хи­че­ский вред, в законе целый ката­лог. Это и домаш­нее наси­лие в раз­ных фор­мах, и поло­вые пре­ступ­ле­ния, и даже умыш­лен­ное уни­что­же­ние иму­ще­ства (skadegörelse), ска­жем, битье посу­ды в доме или злост­ная полом­ка люби­мой игруш­ки – так ска­зать, «наси­лие над веща­ми». Не исклю­че­но, что и слу­чаи муче­ния живот­но­го, к кото­ро­му ребе­нок при­вя­зан, могут под­па­дать под эту ста­тью, но это долж­на пока­зать в даль­ней­шем прак­ти­ка пра­во­при­ме­не­ния. Важ­ней­ший при­знак соста­ва ново­го пре­ступ­ле­ния заклю­ча­ет­ся в том, что «пер­вич­ное пре­ступ­ле­ние» совер­ша­ет­ся близ­ким ребен­ку чело­ве­ком по отно­ше­нию к дру­го­му, тоже близ­ко­му ему, чело­ве­ку. При этом поня­тие ’близ­кий’ (шв. närstående) опре­де­ля­ет­ся весь­ма широ­ко, трак­ту­ет­ся «с точ­ки зре­ния ребен­ка» и не обя­за­тель­но отно­сит­ся к чле­нам семьи, то есть не толь­ко к сце­нам типа «папа бьет маму» (или наоборот).

 

* * *

Меня, одна­ко, инте­ре­су­ет не юри­ди­че­ская сто­ро­на дела сама по себе, а пере­вод­че­ская — хотя без озна­ком­ле­ния с юри­ди­че­ским содер­жа­ни­ем тер­ми­на не обой­тись, для чего и потре­бо­ва­лась обшир­ная пре­ам­бу­ла. Мне уже не раз при­хо­ди­лось гово­рить о том, что тер­ми­но­ло­гия пра­ва (как, впро­чем, и дру­гих сфер соци­аль­ных отно­ше­ний) во мно­гом наци­о­наль­но-спе­ци­фич­на [2]. Barnfridsbrott – один из таких тер­ми­нов. Кста­ти, появ­ле­ние этой ста­тьи в швед­ском УК не про­шло неза­ме­чен­ным в Рос­сии, воз­мож­но, на фоне того, какой кон­траст она состав­ля­ет тому фак­ту, что в РФ нет не толь­ко похо­жей пра­во­вой нор­мы, но даже отдель­но­го зако­на про­тив домаш­не­го наси­лия, не гово­ря уже об уго­лов­ной ответ­ствен­но­сти за него. Понят­но, что гото­во­го или хотя бы сколь­ко-нибудь сход­но­го тер­ми­но­ло­ги­че­ско­го соот­вет­ствия швед­ско­му тер­ми­ну нам не най­ти. Как же быть, если пере­ве­сти его все же надо?

В сло­ва­ре его заве­до­мо нет; он и в швед­ском-то язы­ке новый. Заим­ство­ва­ние * барн­фрид­сбротт зву­чит дико­ва­то, да и в прин­ци­пе не оправ­да­но, так как в рус­ском язы­ке вряд ли есть насущ­ная потреб­ность в лек­си­ка­ли­за­ции соот­вет­ству­ю­ще­го поня­тия – тем более таким труд­но­про­из­но­си­мым спо­со­бом и из тако­го мало­рас­про­стра­нен­но­го язы­ка. Попыт­ка бук­валь­но­го пере­во­да тако­го спе­ци­аль­но­го слож­но­го сло­ва, да еще трехосно́вного, без­услов­но про­валь­на: * пре­ступ­ле­ние про­тив спо­кой­ствия ребен­ка. Так полу­чит­ся, если пере­во­дить каж­дое из состав­ля­ю­щих ком­по­зит слов по сло­ва­рю. Прав­да, к сло­ву frid сло­варь кро­ме «спо­кой­ствие» пред­ла­га­ет еще и «мир», и это сло­во тоже мож­но под­ста­вить в пере­вод. Полу­чит­ся ?? пре­ступ­ле­ние про­тив мира ребен­ка. Это «луч­ше», и отсю­да лег­ко сде­лать шаг к тако­му, напри­мер, пара­фра­зу, как «пре­ступ­ле­ние про­тив пси­хи­че­ско­го бла­го­по­лу­чия ребен­ка». Впро­чем, тут я слу­ка­вил: для тако­го вос­про­из­ве­де­ния – пусть все еще негод­но­го – нуж­но было уже узнать, в како­го рода ситу­а­ци­ях этот тер­мин име­ет смысл. Но если это в самом деле выяс­не­но, то этот пара­фраз мож­но сде­лать более при­ем­ле­мым с точ­ки зре­ния при­ня­тых в юри­ди­че­ском дис­кур­се сти­ли­сти­че­ских норм. Напри­мер, так: при­чи­не­ние пси­хи­че­ско­го вре­да [или пси­хи­че­ской трав­мы] ребен­ку.  

Каза­лось бы, реше­ние най­де­но? И да, и нет. Да, пото­му что речь имен­но об этом. Нет, пото­му что речь не идет о дей­стви­ях, направ­лен­ных непо­сред­ствен­но на ребен­ка. Швед­ский ком­по­зит, состо­я­щий более чем из двух основ, – в нашем слу­чае их три – все рав­но все­гда делит­ся на две основ­ные части. Здесь: brott и barnfrid. Смыс­ло­вое отно­ше­ние меж­ду ними не в том, что brott – это пре­ступ­ные дей­ствия, явля­ю­щи­е­ся пря­мым пси­хо­ло­ги­че­ским наси­ли­ем над ребен­ком, а такие, кото­рым он ока­зы­ва­ет­ся сви­де­те­лем и кото­рые про­из­во­дят на него впе­чат­ле­ние, кале­ча­щее его пси­хи­ку. Поэто­му пред­ло­жен­ный толь­ко что «при­ем­ле­мый» вари­ант пере­во­да нето­чен и не дает вер­но­го пред­став­ле­ния о харак­те­ре пре­ступ­ле­ния, ква­ли­фи­ци­ру­е­мо­го как barnfridsbrott. К тому же он ниче­го не гово­рит о том, что име­ют­ся в виду близ­кие ребен­ку люди. При­хо­дит­ся этот вари­ант отверг­нуть. И это несмот­ря на то, что швед­ский тер­мин «не луч­ше»: в нем харак­тер пре­ступ­ле­ния тоже не отра­жен внят­ным обра­зом. Но если от носи­те­ля швед­ско­го язы­ка вполне мож­но ожи­дать, что он пред­став­ля­ет харак­тер ситу­а­ций, при­ме­ни­тель­но к кото­рым уме­стен этот тер­мин, то от адре­са­та рус­ско­го пере­во­да – никак. Если ста­вить вопрос прин­ци­пи­аль­но, то необ­хо­дим объ­яс­ни­тель­ный перевод.

Ком­пакт­но­го пере­во­да заве­до­мо не полу­чит­ся: поня­тий­ное содер­жа­ние, обо­зна­ча­е­мое по-швед­ски одним сло­вом, настоль­ко слож­но, что уло­жить все необ­хо­ди­мые при­зна­ки соста­ва это­го ново­го вида пре­ступ­ле­ний в сжа­тый и удо­бо­чи­та­е­мый пара­фраз про­сто невоз­мож­но. Мне не уда­лось най­ти ниче­го луч­ше, – при сохра­не­нии пол­но­ты харак­те­ри­за­ции, – чем при­чи­не­ние пси­хи­че­ско­го вре­да ребен­ку путем совер­ше­ния близ­ки­ми ему лица­ми пре­ступ­ных дей­ствий в отно­ше­нии друг дру­га в его при­сут­ствии. Гро­мозд­ко, конеч­но, но более или менее вер­но. С дру­гой сто­ро­ны, с точ­ки зре­ния норм изло­же­ния, при­ня­тых в УК РФ, такое было бы при­ем­ле­мо: в нем, в отли­чие от швед­ско­го BrB, где руб­ри­ци­ро­ва­ны толь­ко гла­вы кодек­са, все ста­тьи име­ют заго­лов­ки, часто про­стран­ные. Конеч­но, в пере­во­де менее фор­маль­но­го тек­ста мож­но при­бег­нуть к сокра­щен­но­му вари­ан­ту, совер­ше­ние пре­ступ­ле­ний в при­сут­ствии ребен­ка, но толь­ко при усло­вии, что кон­текст поз­во­ля­ет избе­жать непра­виль­но­го понимания.