За это тебя накажут в уголовном порядке, причем дважды: во-первых, за совершение преступных действий в собственном смысле, – это называется grundbrott, то есть та противоправная мерзость, свидетелем которой поневоле стал ребенок, – и, во-вторых, за то, что ты это сделал у него на глазах. Вот это следствие квалифицируется отныне шведским уголовным кодексом, Brottsbalken, как особый вид преступлений.
;Эта статья появилась в нем недавно, а точнее, с июля прошлого года [1], – вероятно, во исполнение требований ст. 19 «Конвенции ООН о правах ребенка» к государствам принимать законодательные меры для защиты детей от психологического насилия. Так вот, таких grundbrott’ов («первичных», так сказать, преступлений), совершение которых в присутствии ребенка расценивается как психологическое или «эмоциональное» насилие над ним и может причинить ему психический вред, в законе целый каталог. Это и домашнее насилие в разных формах, и половые преступления, и даже умышленное уничтожение имущества (skadegörelse), скажем, битье посуды в доме или злостная поломка любимой игрушки – так сказать, «насилие над вещами». Не исключено, что и случаи мучения животного, к которому ребенок привязан, могут подпадать под эту статью, но это должна показать в дальнейшем практика правоприменения. Важнейший признак состава нового преступления заключается в том, что «первичное преступление» совершается близким ребенку человеком по отношению к другому, тоже близкому ему, человеку. При этом понятие ’близкий’ (шв. närstående) определяется весьма широко, трактуется «с точки зрения ребенка» и не обязательно относится к членам семьи, то есть не только к сценам типа «папа бьет маму» (или наоборот).
* * *
Меня, однако, интересует не юридическая сторона дела сама по себе, а переводческая — хотя без ознакомления с юридическим содержанием термина не обойтись, для чего и потребовалась обширная преамбула. Мне уже не раз приходилось говорить о том, что терминология права (как, впрочем, и других сфер социальных отношений) во многом национально-специфична [2]. Barnfridsbrott – один из таких терминов. Кстати, появление этой статьи в шведском УК не прошло незамеченным в России, возможно, на фоне того, какой контраст она составляет тому факту, что в РФ нет не только похожей правовой нормы, но даже отдельного закона против домашнего насилия, не говоря уже об уголовной ответственности за него. Понятно, что готового или хотя бы сколько-нибудь сходного терминологического соответствия шведскому термину нам не найти. Как же быть, если перевести его все же надо?
В словаре его заведомо нет; он и в шведском-то языке новый. Заимствование * барнфридсбротт звучит диковато, да и в принципе не оправдано, так как в русском языке вряд ли есть насущная потребность в лексикализации соответствующего понятия – тем более таким труднопроизносимым способом и из такого малораспространенного языка. Попытка буквального перевода такого специального сложного слова, да еще трехосно́вного, безусловно провальна: * преступление против спокойствия ребенка. Так получится, если переводить каждое из составляющих композит слов по словарю. Правда, к слову frid словарь кроме «спокойствие» предлагает еще и «мир», и это слово тоже можно подставить в перевод. Получится ?? преступление против мира ребенка. Это «лучше», и отсюда легко сделать шаг к такому, например, парафразу, как «преступление против психического благополучия ребенка». Впрочем, тут я слукавил: для такого воспроизведения – пусть все еще негодного – нужно было уже узнать, в какого рода ситуациях этот термин имеет смысл. Но если это в самом деле выяснено, то этот парафраз можно сделать более приемлемым с точки зрения принятых в юридическом дискурсе стилистических норм. Например, так: причинение психического вреда [или психической травмы] ребенку.
Казалось бы, решение найдено? И да, и нет. Да, потому что речь именно об этом. Нет, потому что речь не идет о действиях, направленных непосредственно на ребенка. Шведский композит, состоящий более чем из двух основ, – в нашем случае их три – все равно всегда делится на две основные части. Здесь: brott и barnfrid. Смысловое отношение между ними не в том, что brott – это преступные действия, являющиеся прямым психологическим насилием над ребенком, а такие, которым он оказывается свидетелем и которые производят на него впечатление, калечащее его психику. Поэтому предложенный только что «приемлемый» вариант перевода неточен и не дает верного представления о характере преступления, квалифицируемого как barnfridsbrott. К тому же он ничего не говорит о том, что имеются в виду близкие ребенку люди. Приходится этот вариант отвергнуть. И это несмотря на то, что шведский термин «не лучше»: в нем характер преступления тоже не отражен внятным образом. Но если от носителя шведского языка вполне можно ожидать, что он представляет характер ситуаций, применительно к которым уместен этот термин, то от адресата русского перевода – никак. Если ставить вопрос принципиально, то необходим объяснительный перевод.
Компактного перевода заведомо не получится: понятийное содержание, обозначаемое по-шведски одним словом, настолько сложно, что уложить все необходимые признаки состава этого нового вида преступлений в сжатый и удобочитаемый парафраз просто невозможно. Мне не удалось найти ничего лучше, – при сохранении полноты характеризации, – чем причинение психического вреда ребенку путем совершения близкими ему лицами преступных действий в отношении друг друга в его присутствии. Громоздко, конечно, но более или менее верно. С другой стороны, с точки зрения норм изложения, принятых в УК РФ, такое было бы приемлемо: в нем, в отличие от шведского BrB, где рубрицированы только главы кодекса, все статьи имеют заголовки, часто пространные. Конечно, в переводе менее формального текста можно прибегнуть к сокращенному варианту, совершение преступлений в присутствии ребенка, но только при условии, что контекст позволяет избежать неправильного понимания.
_________________
[1] BrB 4 kap. 3§. Любопытно, что в Болгарии нечто подобное существует уже с 2009 г., когда закон о защите от насилия в семье дополнили положением о том, что насилие над другим членом семьи, совершенное в присутствии ребенка, является формой эмоционального насилия над ребенком.
[2] См., например, заметки Юристом можешь ты не быть … и «Неотыскуемый» термин и техника перевода.