Об одном актуальном слове
В шведско-русском словаре его нет, но можно пройти через английский, откуда оно заимствовано путем калькирования: rogue + state. Например, отыскать skurkstat в шведско-английском разделе корпуса параллельных переводов glosbe или reverso, после чего русский перевод сочетания rogue state без труда отыщется в англо-русском корпусе этих ресурсов либо прямо в словарях Abby Lingvo или Multitran: государство-изгой. Еще один путь – заглянуть в шведскую «Википедию»»: вполне можно ожидать, что сведения о таком важном политическом концепте в ней найдутся. В самом деле, в ней есть статья ”Skurkstat” с отсылкой к соответствующей статье на русском языке: «Страны-изгои».
Нетрудно убедиться, что в российском политическом дискурсе утвердился именно термин государство-изгой, и переводчик «почти обязан» употребить то, что принято. Отказ от традиционного, общепринятого эквивалента может быть мотивирован только особым характером ситуативного контекста, как об этом писал еще полвека назад известный теоретик перевода Я.И. Рецкер. Конечно же это относится в первую очередь к терминам и словам, «претендующим» на терминологическую определенность. Слово skurkstat как раз относится к этой категории и отлично иллюстрирует изложенное положение. И тем не менее, этот традиционный эквивалент не всегда возможен или желателен.
И дело не в том, что даже термин редко бывает вполне однозначен. А в том, что слово – не исключая и терминов – символизирует сложное концептуальное целое, не сводимое ни к какому главному или обобщающему значению или толкованию в терминах семантических признаков. Такие значения, например, упоминаемые в названных источниках выражения государство-пария, экстремистское государство, террориcтическое государство, несостоятельное государство (от англ. failed state) и т.п., и даже общепринятое государство-изгой — это не эквиваленты американского термина, а всего лишь частные реализации его концепта. Что же до полных концептуальных тождеств, то их, по-видимому, вообще не бывает. Всякий лексикализованный концепт уникален.
Концепт SKURKSTAT / ROGUE STATE обычно описывают примерно одним и тем же набором признаков: авторитарный или тоталитарный режим, извращение базовых ценностей и подавление прав человека, коррупция, нарушение норм международного права, агрессивность, стремление завладеть оружием массового поражения и угроза миру, терроризм и/или спонсирование терроризма. Нельзя отрицать, что в текстах официально-делового характера следует употреблять общепринятое соответствие государство-изгой, заведомо предполагая, что те, кому адресуются подобные тексты, понимают, что это соответствие условно и что им обозначается сложный понятийный комплекс. Однако в других случаях может оказаться желательным конкретизировать тот или иной аспект этого комплекса, выбирая другие варианты перевода либо из числа преднаходимых в разных источниках, либо подыскивая еще какое-то, более точное соответствие, мотивированное контекстом ситуации. Важно, чтобы это так называемое «контекстуальное соответствие», каким бы неконвенциональным оно ни выглядело, не противоречило идее слова, его концепту, то есть условиям уместности его употребления.
Мне представляется, что при любом положении дел, при каком употребление слова skurkstat уместно с точки зрения носителя языка, речь идет о государстве, уподобляемом человеку грубо асоциального поведения – от такого, который возмущает нравственное чувство своими действиями (‘негодяй’, ‘подлец’, ‘мерзавец’), до преступного (‘бандит’, ‘разбойник’). В особенности, как мне кажется, этот концепт актуализирует образ гопника (беспредельщика, отморозка), полностью лишенного нравственных принципов. На это, стоит заметить, прямо указывает внутренняя форма и шведского и английского термина: skurk – это, во первых преступник, ’brottslig person’; и это же слово, как и амер. rogue, употребляется в отношении всякого рода негодяев. В эти прагматические рамки умещается, конечно, целый ряд вариантов перевода, вплоть до таких далековатых, как, скажем, неправовое государство, мафиозное государство и пр. Но замечу при этом, что общепринятый термин государство-изгой с этой точки зрения крайне неточен: указанный аспект смысла – на мой взгляд, центральный – им не отражается. Он смещает акцент с преступного характера такого государства на непризнание его мировой общественностью, тогда как шведский термин прямо указывает, что это источник зла.
Поэтому в особо «флагрантных» случаях лучше, пожалуй, употребить преступное государство, бандитское государство или даже разбойничье государство, если только контекст не является сугубо формальным и безоценочным. Например, при переводе следующей фразы, в который словарный эквивалент не вписывается:
En skurk [Erdogan] som leder en skurkstat [Turkiet] berättar för oss på vilka sätt vi måste bättra oss om det ska komma på tal att vi ska släppas in i Nato. – Негодяй, возглавляющий преступное государство (* государство-изгой), указывает нам, как нам следует исправиться, чтобы можно было говорить о том, чтобы впустить нас в Нато.