Мой пост в фейсбуке Иисус с Попокатепетля, или Проповедь не с той горы (1/11–2017) оказался тем сизифовым камнем, который я теперь на эту гору заталкиваю, а он все скатывается. То есть я отвечаю на комментарии и возражения, а в ответ появляются все новые. Ну, а если серьезно, то оказалось, что в примере из этого поста, возникшего по курьезному поводу, таились отнюдь не тривиальные переводческие проблемы.
Воспроизвожу этот пост здесь на тот случай, если приведенная ссылка почему-либо не сработает или вам недосуг гулять по ссылкам:
В минувшую пятницу шведская церковь отколола нечто из ряда вон, опубликовав анимированного и слегка окарикатуренного Спасителя с надписью «När det äntligen är #tacofredag”. Шутки я, по правде сказать, не понял, как впрочем и многие другие, и в результате вышел не то конфуз, не то скандал. Но я о другом: о газетной заметке, из которой я об этом узнал. Точнее, о ее названии. Это такой шведский словообразовательный шедевр:
HATSTORM EFTER KYRKOTWEET OM TACOFREDAG
Тут без поллитра не разобраться, в особенности если ты не носитель шведского языка. И даже после прочтения заметки не все ясно. При чем тут ТАКО, в ней тако и не сказано. Интерес же с переводческой тчк зрения представляет вот это нагромождение составных (sammansatta) слов, произведенных по сути дела ad hoc, окказионально, для данного случая. Ни одного из них нет в словаре, даже слова hatstorm, которое все же встречается и в других контекстах. Уж оно-то могло бы быть хотя бы в SAOL’e, т.е. в академическом списке. Но нет, нету и там.
Такого рода образования типичны для заголовков, что объясняется стремлением к краткости – и шведский язык обеспечивает такую возможность. Но они широко распространены и в самих текстах. Это будет одной из тем на моем блоге. А пока что предлагаю вам перевести этот заголовок на русский! [Для полноты «задания» стоило бы привести текст статьи из DN, но он у меня, к сожалению, не сохранился. Но та же информация и сам твит есть здесь. ] Снимаю шляпу перед тем, у кого это получится компактно!
На мой челлендж перевести приведенный выше заголовок поступило несколько предложений. Если бегло перечислить возникающие при этом трудности, вернее типы трудностей,
- это уже упомянутая переводческая «обработка» составных слов на случай, которые в шведском языке образуются с легкостью необыкновенной (из них целиком составлен заголовок);
- это извечный вопрос о переводе реалий (tacofredag);
- это несовпадение представлений, символизируемых казалось бы равнозначными словами двух языков (например, storm vs. буря);
- это проблема избежания вульгарного буквализма;
- это правильный выбор адресата перевода;
- это специфические трудности, связанные с переводом заголовков (он должен быть компактным, но при этом функционально и стилистически равноценным оригиналу),
- и многое другое,
то даже краткое их рассмотрение потребовало бы многих страниц и многого теоретизирования. Вместо этого я займусь конкретным разбором присланных вариантов, ни один из которых меня, увы, не удовлетворил. Попутно я пересмотрю и отвергну и свой собственный первоначальный перевод. Однако, конкретика конкретикой, но постараемся не упускать из виду и поставленные вопросы.
Вот один из предложенных вариантов:
(1) Волна негодования после церковной публикации о «такопятнице».
С выбором выражения волна негодования я целиком согласен. Но почему именно так, а не буквально: «буря ненависти»? Или любое из других мыслимых сочетаний слов буря, шторм, волна, с одной стороны, и ненависть, негодование, гнев , с другой? Одно это дает 9 вариантов, но есть, конечно, и другие, скажем шквал и возмущение. И число вариантов лавинообразно возрастет до 16. Тем не менее, все, кто предложили перевод, каким-то безошибочным чутьем выбрали именно волну. Почему?
Ответ, лежащий на поверхности: потому, что волна негодования – это фразеологизм, устойчивое сочетание, мы так говорим, а все остальное звучит не так идиоматично. Это не вполне верно по факту и совсем неверно по существу. Буря негодования и волна ненависти, например, тоже очень даже распространенные и вполне идиоматичные выражения. Но для данного случая не подходят – по сугубо смысловым соображениям. Остановлюсь только на варианте буря ненависти. Ситуации, к которым относится слово буря, – как в прямом, так и в переносном значениях, – характеризуются не «накатом», не множественностью независимых друг от друга реакций, а локализацией во времени и в пространстве. Она, буря то есть, «имеет место» в некотором пространстве, пусть и большом, но все равно замкнутом, и ее картина, вся целиком, «дана» в некоторый момент времени. Можно представить бурю негодования в зале в ответ на возмутившее публику выступление или бурю протестов в Беларуси из-за перебоев с картошкой. Но hatstorm в нашем примере – это именно волна, множество возмущенных реакций с разных сторон и совершенно не обязательно одновременных. Вот почему волна в переводе этого примера точнее, чем буря.
Здесь имеет смысл вспомнить то, что выше было сказано о несовместимости: ведь по-шведски сказано именно «буря», hatstorm, а сказать hatvåg хотя и можно, но это выражение встречается в двадцать с лишним раз реже, чем hatstorm, а в нашем примере звучало бы по меньшей мере странно. Иначе говоря, «идея» чужого слова может не совпадать, – и обычно не совпадает! – с идеей якобы эквивалентного своего. Не пытаясь здесь анализировать отличие шведской бури от русской, скажу только, что переводчик обязательно должен быть настроен на улавливание таких несовпадений. Может быть это мы и называем чувством языка: чуткость к концепту слова, определяющему все его уместные употребления.
Теперь о второй части предложенного выражения. Почему волна негодования, а не волна ненависти? Опять же, избегая пространного анализа, ограничусь ссылкой на то, о чем только что сказал: шведское hat и русское ненависть не вполне совпадают в отношении «спектра» ситуаций, к которым они применимы. Употребить в данном случае слово ненависть было бы явным перебором.
Идем дальше. Выражение церковная публикация неудачно по двум причинам. Во-первых, этот kyrkotweet не «публикация». Так как слово твит давно уже перекочевало в русский язык, его вполне можно сохранить в переводе, а с ним и представление о некоторой «несерьезности» или, если угодно, неофициальности жанра. Во-вторых, это пожалуй «твит церкви» или «твит от церкви», а не «церковный твит», так как имеется в виду его автор, а не его свойство 1).
И вот мы наконец добрались до перевода слова tacofredag. Сказать «такопятница», застенчиво заключив эту кальку со шведского слова в кавычки, значит пойти по пути наименьшего сопротивления. Едва ли она вызовет хоть какие-нибудь внятные ассоциации у русскоязычного читателя. Ведь тут шутники от пастырского попечения чтó сделали: заменили неквасной хлеб, который Иисус преломлял на последней вéчере (хлеб простой, бедный, по сути дела – мацу, при наступлении шаббата), мексиканской лепешкой. Поэтому в своем собственном первоначальном переводе я предложил «тако-вéчеря». Мне тут же и возразили, что суть дела в том, что tacofredag – это уже традиция, что ”многие шведы в пятницу едят с семьей мексиканские tacos; это быстро, сытно и все любят, особенно дети». Ну вот такая примерно идиллия, как на картинке.
Да, конечно. Но перевод-то адресован русскоязычному читателю, предположительно не знакомому с экзотическими шведскими реалиями. (А экзотической эта реалия является потому, что возникновение этого ритуала – сравнительно недавнего, – выросшего из бурного роста потребления буррито, текс мекса, тако и прочей сальсы, – вот это странное пристрастие шведов к мексиканской еде, едва ли объяснимо одним только убийственным маркетингом этих продуктов. Но это отдельная история). Даже многим читателям, живущим в Швеции, эта реалия может оказаться неизвестной 2). Тем более это относится к российскому читателю. Ни слова «такопятница», ни обозначаемого им шведского обычая расслабляться по окончании рабочей недели в кругу семьи или друзей, сидя перед телевизором и поедая легкоприготовляемые закуски-тако, в России не знают. А без учета адресата перевод заголовка не работает: включение в него кальки «такопятница» не дает такому читателю ключа к тексту, ни даже намека на его содержание. Кроме того, в такой передаче утрачивается евангельский подстекст, а это, на мой взгляд, важно сохранить.
Оговорюсь, что пояснение в тексте или в сноске понадобится при любом переводе заголовка, как бы ни хотелось этого избежать. А для сохранения евангельской аллюзии тоже придется кое-чем пожертвовать. Но и то и другое можно все же сделать сравнительно бескровным путем. Об этом чуть позже.
К сказанному следует добавить, что рассмотренный вариант перевода никак не назовешь компактным и что он страдает буквализмом в тяжелой форме, делающим его синтаксически неуклюжим.
Итак, не удовлетворясь предложенным вариантом и оставшись в шляпе, я этот вариант подредактировал, стремясь сделать его точнее и короче. Получилось вот что:
(2) Волна негодования на твит церкви о тако-вечере.
Но чувство неудовлетворенности осталось. Заголовок и правда стал компактней, но замена обстоятельного “по поводу” кратким “на” не вполне удачна. Сочетания негодовать на что-либо, негодование на что-либо не вызывают никаких возражений, а вот волна негодования на … немного режет слух. «Твит церкви» тоже звучит не очень гладко; обычно автором твита представляется индивид, а не организация. Кроме того, и этот вариант воспроизводит синтаксис оригинала буквально. Есть и фонетический казус: в форме предложного падежа слово вéчеря совпадает со словом вечер, а это здесь совсем не по делу. Все это и дальнейшие комментарии и предложения заставили меня подумать еще раз и поискать другого решения.
В комментариях предлагались еще варианты:
Волна негодования после шутки церковников о Христе на Твиттере
Негодование по поводу поста в твиттере о Христе и тако
Волна негатива после поста церкви в Твиттере о пятничных такос
с последующим сокращением до
Волна негатива после твита церкви о пятничных такос
но разбирать их столь же подробно, я думаю, нет необходимости. Читателю и без того должно быть ясно, почему ни один из этих вариантов не кажется мне приемлемым. Но то, что меня подтолкнуло к пересмотру своего собственного перевода, был вопрос в одном из комментариев, как перевести fredagsmys 3). На что я естественно ( 🙂 ) ответил: фредагсмюс. Транслитерация чужой реалии, не имеющей никакого соответствия в языке перевода, дело обычное, и таких словечек в русском языке тьма. Кроме того, оно – в отличие от tacofredag – кое-где уже встречается в текстах о Швеции и ее традициях. Конечно, всегда с пояснением, и в ряде случаев с указанием: «дословно: пятничный уют». Что неверно. Вторая часть fredagsmys является отглагольным существительным и значит не ’уют’, а ’det att mysa’, т.е. нечто вроде ’пребывание в состоянии уютного времяпрепровождения’. Но раз так, то стало быть можно транслитерировать и tacofredag? Чем такофредаг хуже фредагсмюс?
Строго говоря, ничем. Если не считать того небольшого обстоятельства, что эта статья – не о шведских обычаях, и объяснения реалий в ней не предполагаются. Такая транслитерация была бы здесь, что называется, не в жанре. Хотя пояснение, как уже говорилось, все равно понадобится. Все это наводит на мысль: а почему бы не оставить это слово без перевода? Ведь в самом твите это хештег, #tacofredag. Если при этом постараться свести неизбежное пояснение в тексте к абсолютному минимуму, например, так: «уютный семейный вечер в пятницу, накануне выходных», – и к тому же вспомнить, что в русском языке, слава богу, есть неопределенно-личные предложения, то альтернативное решение напрашивается само собой:
Негодуют на церковь за твит #tacofredag
«Волну» можно было опустить: множественного числа, «массовости» глагольной формы негодуют достаточно. Синтаксис – русский, а не копия шведского. Заголовок – компактный, а форма хештега дает читателю сигнал, что пояснение в тексте будет и, может быть, возбудит у него любопытство. А это для заголовка только плюс. Чем в таком варианте приходится жертвовать, так это новозаветной аллюзией. Но и этот недостаток можно устранить: хештеги теперь допускается писать кириллицей, а потому можно использовать первоначально предложенный мной вариант перевода этого слова. В результате получится перевод, отвечающий всем моим требованиям: свободный от буквализма, компактный, броский и достаточно прозрачный:
Негодуют на церковь за твит #тако_вечеря
1) Здесь мы приближаемся вплотную к способам образования составных понятий в шведском языке, располагающем по крайней мере четырьмя конструкциями: c ”притяжательным» ‑s в середине и без него (напр., verkmästare и verksschef или bord(s)duk в двух вариантах), в раздельном написании (kyrkans tweet) и с ”родительным” предлогом av (våg av hat). Эти конструкции не синонимичны. Каждая из них несет особую смысловую нагрузку, но об этом мы поговорим в другой раз.
2) Должен признаться, что я тоже об этом не знал, потому поначалу и не понял, в чем тут шутка. Но и узнав, не нахожу в ней ничего остроумного. Мой интерес, однако, в другом: во-первых, в специфике перевода шведского текста, изобилующего сложными словами, образуемыми на случай; во-вторых, в правильном выборе адресата перевода. И, конечно, нельзя не упомянуть проблему распознавания – реалий, т.н. ложных друзей, идиом и т.п. Об этом пойдет речь в одной из статей серии «Не бывает истинных друзей», которую я сейчас готовлю.
3) Автор комментария предположил, что tacofredag и fredagsmys в контексте разбираемого заголовка функционально равноценны. Это не так. Главный компонент в первом слове – fredag, пятница. Употребляя это слово «шутники» намекают на евангельскую пятницу, на вечер последней трапезы Иисуса с апостолами. В твите, который этот эпизод обыгрывает, Иисус перебирает пальчиками в предвкушении ужина. Это о последней пятнице в его земной жизни, о которой он знает, что она последняя! Все это безвкусно и плоско, независимо от того, верующий вы или атеист. Но если заменить #tacofredag на #fredagsmys, то есть вечерю, пусть и с тако, на уютный отдых после работы, то получится уже и вовсе откровенное хамство, а для верующего – просто кощунство. Ведь это о человеке, который не вкусный ужин в родном кругу предвидит, а предательство и скорую мучительную смерть. Ничего себе отдых! Ничего себе шуточка! На такую замену даже наши шутники не отважились бы.