К новым словам, которыми я пополняю Samhällsordboken, прибавилось слово rutschbana (см. Дополнения к словарю). Вы, возможно, подумаете, с какой это стати, когда оно есть в общем словаре и не имеет отношения к социальной и т.п. тематике? Забегая вперед, отвечу:
Во-первых, в словаре Norstedts’а оно безоговорочно отождествлено с rutschkana. В этом он следует за шведскими источниками, но это неверно. Это НЕ синонимы (или, по крайне мере, не вполне синонимы). И это я постараюсь показать ниже, в полном соответствии с моим, уже известным вам, тезисом: NO SYNONYMS! 1) – и с целью его иллюстрации. Ибо различение т.н. синонимов – одна из центральных проблем перевода и лексикографии, обучения языку, и абсолютно центральная в теории языка.
Во-вторых, у этого слова, в отличие от rutschkana, есть употребления, прямо относящиеся к тематике моего словаря, но в Norstedts не отраженные.
С этой словарной статьи в Norstedts и начнем. Вот она:
Прежде всего, нужно отметить, что если уж не делать различия между этими двумя словами, то порядок их подачи должен был бы быть обратным. Это не мелочная придирка. Слово rutschkana в 8–9 раз более частотно, чем rutschbana. И это не случайно, а связано с различиями между «идеями» того и другого – различиями, которые и оправдывают наличие в шведском языке двух якобы одинаковых слов. Kana – это скользкая дорожка, обычно ледяная и наклонная, то есть ледяная горка. Bana – нечто иное. Это путь, часто в значении конструкции, сооружения или механизма для перемещения, направления хода и т.п., напр., järnvägsbana, linbana, rullbana и т.п. (т.е. ж/д путь, канатная дорога, роликовый конвейер). Поэтому хотя оба «синонима», как это сплошь и рядом случается в языке, значат «одно и то же», имеют общий референт, то есть ими можно назвать одну и ту же вещь (в семантике принято говорить о т.н. условиях истинности), они все же не синонимы.
Они тяготеют к разным контекстам. Слово rutschkana встречается только как название детской горки. Rutschbana, напротив, в контексте детской игры не встречается почти никогда. Если это слово и употребляется в значении ’детская горка’, то только как название сооружения, конструкции, а не аттракциона. Оно мыслимо и применительно к транспорту материала, например, Malmens transport från en nivå till en annan sker alltid på rutschbanor, или к системам эвакуации – употребления, в которых слово rutschkana вряд ли возможно.
Но у rutschbana есть еще и переносные употребления, такие, которые делают его включение в Samhällsordboken уместным. В корпусе шведского языка KORP, без труда отыскиваются употребления в значении политической метафоры, вроде следующего: Med det startade den nyblivna presidentens rutschbana i opinionsundersökningarna. – С этого началось скатывание нового президента в общественном мнении (разумеется, возможны и др. варианты перевода: сползание/падение рейтинга и т.п.).
В русском языке есть выражение катиться по наклонной плоскости. Само по себе оно едва ли ассоциируется с крутизной и большой скоростью падения, скорее – с постепенным скатыванием вниз. НИЗ – это т.н. концептуальная метафора, т.е. такая модель осмысления ситуации, которая постоянно воспроизводится в языке. НИЗ это ПЛОХО. Это падение, поражение, подчиненное положение и т.п. В идее rutschbana этого, строго говоря, нет. Но в специфических политических контекстах она актуализуется – и именно в смысле быстрого, крутого снижения-ухудшения. В этом значении это слово входит в журналистский арсенал метафор. В словаре Norstedts оно, как уже сказано, не упомянуто.
Носитель русского языка наверняка припомнит знакомый ему со школьной скамьи стишок, давший название этой заметке. Любопытно, что эти строчки из хрестоматийного «Детства» Ивана Сурикова наводят вот на какую мысль в связи с нашей темой, то есть с попытками как можно более точного выявления «идеи» слова и, тем самым, различий между синонимами. Со шведской детской горки съезжают не на санках, а на собственной точке опоры (ср. Хочешь убедиться, что земля поката, – сядь на собственные ягодицы и катись). Этого смыслового компонента у rutschbana нет.
1) На самом деле он принадлежит знаменитому американскому лингвисту Дуайту Болинджеру.