Тень первой бороды
или О РЕДАКТИРОВАНИИ ПЕРЕВОДОВ | ч. 3

Смысл – цен­траль­ная кате­го­рия. В общем слу­чае он не равен зна­че­нию, не сов­па­да­ет с пред­мет­но-логи­че­ским содер­жа­ни­ем выска­зы­ва­ния. Он праг­ма­ти­че­ски обу­слов­лен. Смысл тек­ста – это содер­жа­ние, «погру­жен­ное в жизнь», то есть в усло­вия суще­ство­ва­ния это­го тек­ста. Они, во-пер­вых, опре­де­ля­ют­ся автор­ски­ми уста­нов­ка­ми (если в тек­сте про­яв­ле­но автор­ское нача­ло: худо­же­ствен­ный, пуб­ли­ци­сти­че­ский), либо одной лишь жан­ро­во-сти­ли­сти­че­ской кон­вен­ци­ей (если это сугу­бо «тех­ни­че­ский» текст, ска­жем инструк­ция или закон). Во-вто­рых, они опре­де­ля­ют­ся эко­ло­ги­ей тек­ста: его погру­жен­но­стью во внеш­ние обсто­я­тель­ства и свя­зя­ми с дру­ги­ми тек­ста­ми (т.е. вне­линг­ви­сти­че­ский кон­текст и интертекст).

Таким обра­зом, смысл пони­ма­ет­ся не как про­по­зи­ци­о­наль­ное, т.е. объ­ек­тив­ное, пред­мет­но-логи­че­ское содер­жа­ние выска­зы­ва­ний, а как выра­жен­ное теми или ины­ми сред­ства­ми – и не все­гда удач­но – смыс­ло­вое наме­ре­ние авто­ра. А оно вклю­ча­ет и праг­ма­ти­ку – обсто­я­тель­ства, в кото­рые погру­же­на речь: кто гово­рит? кому? в каком тоне? с какой целью? какие общие зна­ния (бэк­гра­унд, реа­лии), необ­хо­ди­мые для вза­и­мо­по­ни­ма­ния, гово­ря­щий пред­по­ла­га­ет у адре­са­та, – т.е. апел­ля­цию к фоно­во­му зна­нию, неред­ко интер­тек­сту­аль­но­му, и все­воз­мож­ные модаль­но­сти, оце­ноч­ные ком­по­нен­ты смыс­ла, и ком­му­ни­ка­тив­ный аспект, т.е. рас­ста­нов­ку акцен­тов, фра­зо­вые выде­ле­ния, инто­на­ци­он­ные ходы, и мн. др.

Праг­ма­ти­ка име­ет дело не с тем, как сло­во или кон­струк­ция «отра­жа­ют» дей­стви­тель­ность, не со зна­че­ни­я­ми, а со смыс­ла­ми – всем тем, что «завя­за­но» на чело­ве­ке: с пози­ци­ей гово­ря­ще­го, его отно­ше­ни­ем к соб­ствен­ным сло­вам и к адре­са­ту, с их вза­и­мо­дей­стви­ем и целя­ми ком­му­ни­ка­ции, с ситу­а­ци­ей обще­ния – ситу­а­тив­ным кон­тек­стом. Гово­ря о праг­ма­ти­че­ском кон­тек­сте, я имею в виду отно­ше­ние того, что ска­за­но в редак­ти­ру­е­мом фраг­мен­те пере­во­да, как к поло­же­нию дел в жиз­нен­ном мире язы­ко­во­го кол­лек­ти­ва [2], так и к поло­же­нию дел в мире рече­во­го произведения.

Если бы мог суще­ство­вать текст, лишен­ный праг­ма­ти­ки, он не имел бы смысла.

Редак­тор, реа­ли­зу­ю­щий смыс­ло­вой под­ход, отно­сит­ся к тек­сту пере­во­да не как к набо­ру пред­ло­же­ний, нахо­дя­щих­ся в неко­то­рой пред­мет­но-логи­че­ской свя­зи, а как к завер­шен­но­му – или таким оно долж­но быть! – фор­маль­но-содер­жа­тель­но­му един­ству. То есть как к рече­во­му про­из­ве­де­нию, смысл кото­ро­го не сво­дит­ся все­це­ло к «объ­ек­тив­но­му» или, если угод­но, бук­валь­но­му, пере­ска­зу­е­мо­му, про­по­зи­ци­о­наль­но­му и т.п. содер­жа­нию и не может быть вос­про­из­ве­ден в дослов­ном переводе.

Связ­ность – наря­ду со смыс­лом, это кате­го­рия, опре­де­ля­ю­щая суще­ство когни­тив­но­го под­хо­да к редак­ти­ро­ва­нию. Она пони­ма­ет­ся весь­ма широ­ко: как все то, что при­да­ет тек­сту осмыс­лен­ность и обес­пе­чи­ва­ет цель­ность вос­при­я­тия тек­ста полу­ча­те­лем. Пере­вод­че­ские ошиб­ки, как бы они ни клас­си­фи­ци­ро­ва­лись в раз­лич­ных посо­би­ях по оцен­ке каче­ства и редак­ти­ро­ва­нию пере­во­да, прак­ти­че­ски все­гда обу­слов­ле­ны непра­виль­ной, неточ­ной или непол­ной пере­да­чей праг­ма­ти­че­ски обу­слов­лен­но­го смыс­ла и неиз­беж­но при­во­дят к нару­ше­нию связ­но­сти. Баналь­ные ошиб­ки пони­ма­ния, логи­че­ские неувяз­ки и про­ти­во­ре­чия в пре­де­лах ситу­а­тив­но­го кон­тек­ста, все­го тек­ста или по отно­ше­нию к вне­тек­сто­вой реаль­но­сти, иска­же­ния акту­аль­но­го чле­не­ния, бук­ва­лизм и про­чие пре­гре­ше­ния про­тив лек­си­че­ско­го узу­са и сти­ли­сти­че­ской нор­мы, застав­ля­ю­щие нор­маль­но обра­зо­ван­но­го чита­те­ля пере­во­да, а тем более редак­то­ра, спо­ты­кать­ся, затруд­няя чте­ние и раз­ру­шая цель­ность вос­при­я­тия – все это и мно­гое дру­гое непо­сред­ствен­но вли­я­ет на связ­ность пере­вод­но­го текста.

Связ­ность дости­га­ет­ся как син­так­си­че­ски­ми сред­ства­ми, таки­ми, напри­мер, как упо­треб­ле­ние дейк­ти­че­ских, ана­фо­ри­че­ских и ката­фо­ри­че­ских эле­мен­тов, выдер­жан­ной тема-рема­ти­че­ской про­грес­си­ей, так и логи­че­ской непро­ти­во­ре­чи­во­стью выска­зы­ва­ний, а так­же пре­суп­по­зи­ци­я­ми и импли­ка­ци­я­ми, свя­зан­ны­ми с обще­при­ня­ты­ми зна­ни­я­ми о мире.

Редак­тор когни­тив­ной ори­ен­та­ции обла­да­ет нара­бо­тан­ной чув­стви­тель­но­стью к смыс­ло­вым ошиб­кам, осо­бен­но неоче­вид­ным, и к любым нару­ше­ни­ям связности.

Сде­лаю отступ­ле­ние и при­ве­ду крат­кий при­мер, иллю­стри­ру­ю­щий, как и поче­му сти­ли­сти­че­ский ляп явля­ет­ся смыс­ло­вой ошиб­кой и нару­ша­ет связ­ность текста:

– Я нико­гда не виде­ла зуб­ра, – вздох­ну­ла Сан­са, пере­прав­ляя кусок беко­на сидев­шей под сто­лом Леди. Вол­чи­ца при­ня­ла кусок из руки эле­гант­ным дви­же­ни­ем королевы.

Долж­но быть, тоже бла­го­склон­но про­тя­ну­ла руку (про­сти­те, лапу). Это при­вно­сит в повест­во­ва­ние никак не преду­смот­рен­ный комизм и, конеч­но, раз­ру­ша­ет вос­при­я­тие, а с тем и связ­ность. Отме­чу, что здесь мы име­ем дело с оче­вид­ной ошиб­кой (об этом ниже).

Рань­ше я уже гово­рил, что сти­ли­сти­че­ские ошиб­ки – тоже смыс­ло­вые, хотя их при обыч­ном линг­ви­сти­че­ском под­хо­де к редак­ти­ро­ва­нию к смыс­ло­вым не отно­сят. Это заблуж­де­ние. Если мы све­рим­ся с исход­ным текстом:

“I’ve never seen an aurochs,” Sansa said, feeding a piece of bacon to Lady under the table. The direwolf took it from her hand, as delicate as a queen.

то иска­же­ние смыс­ла ста­но­вит­ся вполне замет­ным: речь идет не об «эле­гант­ном дви­же­нии», что неиз­беж­но вызы­ва­ет неле­пую и пото­му забав­ную кар­тин­ку про­тя­ги­ва­ния лапы; речь о том, что хоро­шо вос­пи­тан­ная вол­чи­ца, как сама Сан­са, берет пищу из ее руки с боль­шой акку­рат­но­стью. Может быть, при­ем­лем пере­вод: Взя­ла кусок из ее [Сан­сы] руки с дели­кат­но­стью бла­го­род­ной дамы. Кста­ти, и без загля­ды­ва­ния в ори­ги­нал мож­но запо­до­зрить еще одну праг­ма­ти­че­скую неточ­ность: из бли­жай­ше­го кон­тек­ста (кото­рый я здесь не при­во­жу), никак не сле­ду­ет, что Сан­са поче­му-либо сожа­ле­ет о том, что не виде­ла зуб­ров. Даа это было бы и не в ее харак­те­ре. Свер­ка с исход­ным тек­стом это под­твер­жда­ет: про то, что она вздох­ну­ла, а не про­сто веж­ли­во отре­а­ги­ро­ва­ла на сооб­ще­ние сеп­ты, там ниче­го нет.

Оче­вид­ные и неоче­вид­ные пере­вод­че­ские ошиб­ки – это весь­ма суще­ствен­ное раз­гра­ни­че­ние при­ме­ни­тель­но к редак­ти­ро­ва­нию перевода.

Часто счи­та­ют, что оче­вид­ны те ошиб­ки, кото­рые «вид­ны и так», без срав­не­ния с ори­ги­на­лом. Напри­мер, в извест­ной кни­ге Дм. Буза­джи et al «Новый взгляд на клас­си­фи­ка­цию пере­вод­че­ских оши­бок», М., 2009 (напр., здесь), авто­ры выде­ля­ют груп­пу «оче­вид­ных» оши­бок, к кото­рой, сре­ди про­че­го, отно­сят «оче­вид­ные сти­ли­сти­че­ские ошиб­ки, свя­зан­ные с явны­ми нару­ше­ни­ми сти­ли­сти­че­ской нор­мы и узу­са пере­во­дя­ще­го язы­ка. Ста­тус таких оши­бок, уста­нав­ли­ва­е­мых в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве без обра­ще­ния к ори­ги­на­лу, при­бли­жа­ет­ся к ста­ту­су орфо­гра­фи­че­ских и пунк­ту­а­ци­он­ных оши­бок». Ина­че гово­ря, по Буза­джи эти ошиб­ки оче­вид­ны сами по себе: эко­но­ми­ка, как извест­но, эко­ном­на. А чуть выше о них ска­за­но: «[В] отли­чие от всех преж­них групп, за точ­ку отсче­та берет­ся не текст ори­ги­на­ла, а исклю­чи­тель­но текст перевода».

Вооб­ще гово­ря, это вер­но: они выяв­ля­ют­ся пря­мо по тек­сту пере­во­да. Но не в этом их суще­ство. По тек­сту пере­во­да, не загля­ды­вая в ори­ги­нал, мож­но выявить и «подав­ля­ю­щее боль­шин­ство» неоче­вид­ных оши­бок, как я уже ска­зал и пока­зал рань­ше. Нель­зя утвер­ждать и то, что это ошиб­ки исклю­чи­тельн­но язы­ко­вые. В толь­ко что при­ве­ден­ном при­ме­ре то, что выгля­дит как сти­ли­сти­че­ская ошиб­ка, ско­рее явля­ет­ся ошиб­кой прагматической.

Еще при­мер. У В. Комис­са­ро­ва читаем:

«[А]нглийское выска­зы­ва­ние It was, indeed, out of concern for the well-being of the eaters the world over that the United Nations Food and Agricultural Organization (FAO) was born было пере­ве­де­но пере­вод­чи­ком как «Про­до­воль­ствен­ная и сель­ско­хо­зяй­ствен­ная орга­ни­за­ция ООН (ФАО) была созда­на вовсе не из-за забо­ты о бла­го­по­лу­чии потре­би­те­лей пищи во всем мире», вме­сто пра­виль­но­го «Про­до­воль­ствен­ная и сель­ско­хо­зяй­ствен­ная орга­ни­за­ция ООН (ФАО) была как раз и созда­на ради забо­ты о бла­го­по­лу­чии потре­би­те­лей пищи во всем мире». Совер­шен­но оче­вид­но, что в пере­во­де смысл выска­зы­ва­ния фак­ти­че­ски заме­нен на обратный.»

А поче­му, соб­ствен­но, «оче­вид­но»? Толь­ко в том слу­чае, если дослов­но срав­ни­вать с ори­ги­на­лом. По моим же поня­ти­ям это как раз неоче­вид­ная ошиб­ка, хотя она бла­го­по­луч­но выяв­ля­ет­ся без тако­го срав­не­ния, не будучи в то же вре­мя язы­ко­вой. В самом деле, в пере­во­де ника­кой види­мой ошиб­ки нет. Но при­сталь­ное чте­ние непре­мен­но заста­вит редак­то­ра задать­ся вопро­сом: если ФАО созда­на не для того, что­бы кор­мить потре­би­те­лей, то для чего же тогда? На фоне сво­их зна­ний о мире, т.е. по отно­ше­нию к вне­линг­ви­сти­че­ско­му кон­тек­сту, редак­тор запо­до­зрит нелад­ное и све­рит­ся с ори­ги­на­лом. Воз­мож­но даже не про­сто запо­до­зрит, а кон­ста­ти­ру­ет с уве­рен­но­стью, если за пре­де­ла­ми «еди­ни­цы пере­во­да» в кон­тек­сте пере­во­ди­мой ста­тьи име­ют­ся более подроб­ные све­де­ния об этой орга­ни­за­ции – и не обя­за­тель­но в ближ­нем окру­же­нии «еди­ни­цы».

Так в чем же оче­вид­ность оче­вид­ных оши­бок, в чем их «явность» и в чем их спе­ци­фи­ка? А заод­но и что есть сти­ли­сти­че­ская норма?

Лег­че отве­тить от про­тив­но­го, то есть ука­зать, какие ошиб­ки не явля­ют­ся оче­вид­ны­ми. Это такие неязы­ко­вые ошиб­ки, кото­рые при­во­дят текст пере­во­да в смыс­ло­вое про­ти­во­ре­чие с дей­стви­тель­но­стью, будь то «реаль­ная дей­стви­тель­ность», как она осво­е­на язы­ко­вым кол­лек­ти­вом, или дей­стви­тель­ность рече­во­го про­из­ве­де­ния, внут­ренне ему при­су­щая, в осо­бен­но­сти, мир худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния. Одна­ко, это про­ти­во­ре­чие тако­го рода, кото­рое может остать­ся неза­ме­чен­ным даже при свер­ке с исход­ным тек­стом, если свер­ка про­из­во­дит­ся на уровне т.н. «еди­ни­цы пере­во­да», а не с уче­том акту­а­ли­зи­ру­е­мых в свя­зи с ней фоно­вых зна­ний о мире, более широ­ко­го ситу­а­тив­но­го кон­тек­ста, а неред­ко и кон­тек­ста цело­го произведения.

К неоче­вид­ным сле­ду­ет отне­сти и все­воз­мож­ные про­пус­ки и добав­ле­ния. Хотя я и наста­и­ваю на том, что боль­шин­ство пере­вод­че­ски­их оши­бок мож­но выявить, или, по край­ней мере, запо­до­зрить, не при­бе­гая к срав­не­нию пере­во­да с ори­ги­на­лом, к про­пус­кам и добав­ле­ни­ям это не отно­сит­ся. Во вся­ком случ­чае, не отно­сит­ся напря­мую. Они фор­маль­но не про­яв­ле­ны, и при­ня­то счи­тать, что их мож­но обна­ру­жить толь­ко при сплош­ной свер­ке. Но это вер­но лишь в том слу­чае, если они не остав­ля­ют вооб­ще ника­ких сле­дов в тек­сте редак­ти­ру­е­мо­го фраг­мен­та: про­пус­ки – в виде более или менее ощу­ти­мых нару­ше­ний связ­но­сти, добав­ле­ния – из-за при­вне­се­ния, опять-таки более или менее замет­но­го, праг­ма­ти­че­ско­го дис­со­нан­са, смыс­ло­вой избы­точ­но­сти и т.п. Сплош­ное сопо­став­ле­ние пере­во­да с ори­ги­на­лом, пред­ло­же­ние за пред­ло­же­ни­ем, мыс­ли­мо при свер­ке срав­ни­тель­но неболь­шо­го тек­ста, но вряд ли прак­ти­че­ски оправ­да­но, если речь идет о пере­во­де 800-стра­нич­но­го рома­на вро­де «Игры пре­сто­лов». Тем не менее, очень мно­гие про­пус­ки, обыч­но обед­ня­ю­щие повест­во­ва­ние, и добав­ле­ния, не моти­ви­ро­ван­ные праг­ма­ти­че­ской адап­та­ци­ей, обна­ру­жи­ва­ют­ся кос­вен­ным обра­зом. Запо­до­зрив нелад­ное в тек­сте пере­во­да по при­чине какой-либо смыс­ло­вой неяс­но­сти или праг­ма­ти­че­ско­го сбоя и обра­тив­шись к ори­ги­на­лу, редак­тор неред­ко обна­ру­жи­ва­ет и «сопут­ству­ю­щие» про­пус­ки и добав­ле­ния. Под­ход «от связ­но­сти и смыс­ла» оправ­ды­ва­ет себя и здесь. При­ве­ду примеры:

При­зе­ми­стая гости­ни­ца, сло­жен­ная из бело­го кам­ня, ока­за­лась самой боль­шой из всех, кото­рые уже виде­ла Сан­са […]

Текст пере­во­да застав­ля­ет запо­до­зрить логи­че­ское про­ти­во­ре­чие – гости­ни­ца при­зе­ми­стая, но вме­сте с тем самая боль­шая из виден­ных Сан­сой – и све­рить­ся с оригиналом:

The inn was a sprawling three-story structure of pale stone, the biggest that Sansa had ever seen […]

Подо­зре­ние под­твер­жда­ет­ся, в пере­во­де пря­мое иска­же­ние смыс­ла: sprawl – это не про малую высо­ту гости­ни­цы, а про раз­брос, рас­пол­за­ние вширь, воз­мож­но, из-за бес­по­ря­доч­ной застрой­ки. А обра­тив­шись к ори­ги­на­лу, обна­ру­жи­ва­ем «попут­но» и неоправ­дан­ный про­пуск: three-story structure – стро­е­ние, кото­рое вряд ли мож­но назвать при­зе­ми­стым. Отме­чу заод­но, что регу­ляр­но упо­треб­ля­е­мое в этом пере­во­де сло­во гости­ни­ца на месте англий­ско­го inn кажет­ся слег­ка ана­хро­нич­ным. Таким обра­зом, мож­но предложить:

Посто­я­лый двор, рас­полз­ше­е­ся трех­этаж­ное стро­е­ние из серо­ва­то­го кам­ня, был самым боль­шим из всех, какие при­хо­ди­лось видеть Сан­се […]

А вот при­мер неоправ­дан­но­го добав­ле­ния «от себя»:

Гово­рят, что в краю теней за Асша­ем рас­тут оке­а­ны при­зрак-тра­вы; стеб­ли ее блед­ны, как молоч­ное стек­ло, и под­ни­ма­ют­ся выше голо­вы сидя­ще­го на коне всад­ни­ка. Тра­ва эта уби­ва­ет все осталь­ные и в тем­но­те све­тит­ся отблес­ком пла­ме­ни, сжи­га­ю­ще­го погиб­шие души.

Само по себе при­ду­ман­ное пере­вод­чи­ком «сжи­га­ние душ» огнем неяс­но­го про­ис­хож­де­ния, отблес­ка­ми кото­ро­го све­тит­ся при­зрак-тра­ва, не рас­по­зна­ва­е­мо как добав­ле­ние, но обна­ру­жи­ва­ет­ся при вынуж­ден­ном срав­не­нии пере­во­да с ори­ги­на­лом из-за невнят­но­сти вто­ро­го пред­ло­же­ния. (В пер­вом, кста­ти, тоже не все хоро­шо: сидя­щий на коне всад­ник – это плео­назм и к тому же тема-рема­ти­че­ская ошиб­ка: дескать имен­но на коне, а не, ска­жем, на осле или вер­блю­де).) Вот как в исход­ном тексте:

Down in the Shadow Lands beyond Asshai, they say there are oceans of ghost grass, taller than a man on horseback with stalks as pale as milkglass. It murders all other grass and glows in the dark with the spirits of the damned. – Гово­рят, за Асша­ем, в Краю Теней, есть оке­а­ны при­зрак-тра­вы; стеб­ли ее блед­ны, как молоч­ное стек­ло, и воз­вы­ша­ют­ся над голо­ва­ми всад­ни­ков. Она уби­ва­ет все дру­гие тра­вы, и в тем­но­те в ней мер­ца­ют духи прóклятых.

Все про­чие ошиб­ки «оче­вид­ны». Они оче­вид­ны постоль­ку, посколь­ку нару­ша­ют нор­мы – лек­си­че­ские, син­так­си­че­ские, сти­ли­сти­че­ские – и/или попи­ра­ют нор­маль­ную чело­ве­че­скую логи­ку, про­стой здра­вый смысл. Редак­тор пере­во­да явля­ет­ся ква­ли­фи­ци­ро­ван­ным носи­те­лем этих норм, и пото­му вся­кое их нару­ше­ние бро­са­ет­ся ему в гла­за. К тому же, если он хоро­шо вла­де­ет язы­ком ори­ги­на­ла, то для него ста­но­вят­ся оче­вид­ны­ми ошиб­ки вуль­гар­но­го бук­ва­лиз­ма, так как он, в отли­чие от непод­го­тов­лен­но­го чита­те­ля, спо­со­бен спро­еци­ро­вать копию на то, с чего она сня­та, даже не загля­ды­вая в оригинал.

Редак­тор, сле­до­ва­тель­но, выяв­ляя и устра­няя оче­вид­ные ошиб­ки, в прин­ци­пе опи­ра­ет­ся на свое чув­ство язы­ка, лите­ра­тур­ную гра­мот­ность, вкус. Но вку­со­вая прав­ка обыч­но вызы­ва­ет нега­тив­ную реак­цию, пере­вод­чик может с ней не согла­сить­ся и даже «бро­сить пер­чат­ку» редак­то­ру, а тот дол­жен быть в состо­я­нии аргу­мен­ти­ро­вать свои поправ­ки и изме­не­ния – а не то …  !

Это и понят­но: хотя прав­ка, вно­си­мая пото­му, что так счи­та­ет нуж­ным редак­тор, что так напи­са­но в спра­воч­ни­ках по редак­ти­ро­ва­нию, что так под­ска­зы­ва­ет ему его его язы­ко­вая и лите­ра­тур­ная ком­пе­тен­ция – вку­со­вая прав­ка – может быть умест­ной, она неиз­беж­но авто­ри­тар­на – ори­ен­ти­ро­ва­на на нор­му и узус, на пра­ви­ла, на «так не гово­рят». Тем не менее, вку­со­вая прав­ка – это не при­хоть редак­то­ра, не то, что «по каким-то необъ­яс­ни­мым при­чи­нам нра­вит­ся редак­то­ру боль­ше», чем вари­ант пере­вод­чи­ка (В. Сдоб­ни­ков. Прин­ци­пы про­фес­си­о­наль­но­го редак­ти­ро­ва­ния пере­во­дов, 2018). Эти при­чи­ны не явля­ют­ся необъ­яс­ни­мы­ми сами по себе. В конеч­ном сче­те нор­ма все­гда моти­ви­ро­ва­на, хотя эта моти­ви­ро­ван­ность не все­гда понят­на само­му редак­то­ру и ред­ко, если вооб­ще, предъ­яв­ля­ет­ся в посо­би­ях. Вряд ли прак­ти­че­ско­му редак­то­ру во всех слу­ча­ях нуж­но при­бе­гать к глу­бо­ко­му ана­ли­ти­че­ско­му оправ­да­нию сво­их попра­вок: важ­ней­шую роль вку­са – хоро­ше­го, вос­пи­тан­но­го, дис­ци­пли­ни­ро­ван­но­го вку­са – никто не отме­нял. То что «некра­си­во», обыч­но и неверно.

Вот при­мер из пере­во­да «Игры пре­сто­лов», в кото­ром на пол­то­ры стро­ки при­хо­дит­ся две оче­вид­ных и две неоче­вид­ных ошибки:

Кей­ти­лин почув­ство­ва­ла, как дыха­ние засты­ло в ее гор­ле. Погля­дев вверх, уви­де­ла лицо, поблед­нев­шее разом в све­те лам­пы. – Пожар, – про­шеп­тал Робб.

Стро­го гово­ря, при­ме­ры тако­го рода черес­чур баналь­ны, необ­хо­ди­мость прав­ки слиш­ком оче­вид­на. Это вооб­ще не рус­ский язык, и подоб­ных неле­по­стей в этом пере­во­де так мно­го, что его сле­до­ва­ло бы отверг­нуть с поро­га, а не редак­ти­ро­вать – редак­ту­ра пре­вра­тит­ся в пере­пи­сы­ва­ние. Напри­мер, тре­мя стро­ка­ми ниже о при­встав­шей было на кро­ва­ти Кей­ти­лин гово­рит­ся: «Она осе­ла назад с облег­че­ни­ем». Но моя цель не в том, что­бы дать пин­ка пере­вод­чи­ку и изда­тель­ству, хотя они это­го, без­услов­но, заслу­жи­ва­ют. Она в том, что­бы отве­тить на вопрос, что́ застав­ля­ет нор­маль­но обра­зо­ван­но­го чита­те­ля, а тем более редак­то­ра, спо­ткнуть­ся и запо­до­зрить нелад­ное. Ответ: смыс­ло­вые сбои и нару­ше­ния связ­но­сти в какой бы то ни было форме.

Выше я выска­зал кое-какие ере­ти­че­ские сооб­ра­же­ния в оправ­да­ние вку­со­вой прав­ки, когда редак­то­ра ведет его язы­ко­вая и лите­ра­тур­ная гра­мот­ность, чув­ство сти­ля и т.п. Ина­че гово­ря, редак­тор, чей взгляд воору­жен, кто изу­чил клас­си­фи­ка­ции пере­вод­че­ских оши­бок и их при­чи­ны, кто, пред­по­ло­жи­тель­но, хоро­шо вла­де­ет язы­ком ори­ги­на­ла и спо­со­бен рас­по­зна­вать бук­ва­лиз­мы в пере­во­де даже без обра­ще­ния к исход­но­му тек­сту, – такой редак­тор пер­лы это­го рода видит и без вся­ко­го ана­ли­за. Но я ска­зал так­же, что нор­ма, на кото­рую опи­ра­ет­ся редак­тор, часто совер­шен­но инту­и­тив­но, в конеч­ном сче­те моти­ви­ро­ва­на и не лише­на смыс­ла. С этой точ­ки зре­ния ссыл­ка на то, что «это же оче­вид­но пло­хо» или «так нель­зя ска­зать» при прав­ке пер­во­го пред­ло­же­ния, нас не удо­вле­тво­рит. Нор­маль­ны, ска­жем мы, выра­же­ния зата­и­ла дыха­ние, у нее пере­хва­ти­ло дыха­ние, ее дыха­ние пре­рва­лось или при­оста­но­ви­лось, вполне может быть и застря­ло у нее в гор­ле, но никак не засты­ло в нем [3]. Тут нару­ше­на нор­ма, а мы, обра­зо­ван­ные носи­те­ли язы­ка, нор­му чув­ству­ем. Вот вам и объяснение.

Но раз­ве это объ­яс­не­ние? А нор­ма в чем? Чем моти­ви­ро­ва­на? – Вер­но! Мы дышим гру­дью, а не гор­лом. Дыха­ние может, фигу­раль­но выра­жа­ясь, застыть в гру­ди, но гор­ло – это лишь канал: поток воз­ду­ха может в нем пре­рвать­ся, опять же фигу­раль­но – застрять, если гор­ло сда­ви­ло: пет­лей, спаз­мом, чем-угод­но. Пере­вод про­ти­во­ре­чит здра­во­му смыс­лу, наше­му оби­ход­но­му зна­нию о пред­ме­тах и явле­ни­ях окру­жа­ю­ще­го мира.

Ну, а вто­рое пред­ло­же­ние? Чем оно пло­хо? Если не огра­ни­чи­вать­ся ссыл­кой на то, что оно как-то «стран­но зву­чит», то нетруд­но заме­тить логи­че­ское про­ти­во­ре­чие. Погля­дев на Роб­ба, осве­щен­но­го лам­пой, Кей­ти­лин мог­ла уви­деть, что лицо его блед­но, но она не мог­ла уви­деть, как оно разом поблед­не­ло в све­те лам­пы, если до это­го момен­та она его не виде­ла в каком-то дру­гом све­те. К тому же до это­го она на него вооб­ще не смот­ре­ла, о чем сви­де­тель­ству­ет бли­жай­ший кон­текст. Ста­ло быть, опять-таки смыс­ло­вая ошиб­ка, но на этот раз не про­тив здра­во­го смыс­ла, а про­тив логи­ки ситу­а­ции, задан­ной в автор­ском изоб­ра­же­нии. Ошиб­ка оче­вид­ная, посколь­ку обна­ру­жи­ва­ет­ся без выхо­да за пре­де­лы «еди­ни­цы перевода».

Обе ошиб­ки и в самом деле доста­точ­но оче­вид­ны, но в при­ве­ден­ном фраг­мен­те есть еще две дру­гие, весь­ма гру­бые, но тем не менее дале­ко не такие оче­вид­ные. Они могут остать­ся нерас­по­знан­ны­ми, если воору­жен­ность чита­те­ля состо­ит лишь в том, что он явля­ет­ся гра­мот­ным носи­те­лем рус­ско­го язы­ка или даже, как редак­тор, дер­жит в голо­ве весь цен­зур­ный ката­лог так назы­ва­е­мых пере­вод­че­ских оши­бок. Нуж­на еще вос­пи­тан­ная дис­ци­пли­на при­сталь­но­го, декон­стру­и­ру­ю­ще­го чте­ния (о чем ниже), что­бы выяв­лять ошиб­ки, даже если они фор­маль­но не про­яв­ле­ны и не бро­са­ют­ся в гла­за. Две упо­мя­ну­тые выше, но еще не назван­ные неоче­вид­ные ошиб­ки послу­жат это­му примером:

Ничто из того, что пред­ше­ству­ет пер­вой фра­зе из цити­ро­ван­но­го фраг­мен­та, не мог­ло вызвать опи­сан­ную в нем реак­цию геро­и­ни («дыха­ние засты­ло в ее гор­ле»). Это, как мини­мум, вызы­ва­ет подо­зре­ние в вер­но­сти пере­во­да. Во-вто­рых, мож­но пред­по­ло­жить, что Робб поблед­нел не в све­те и не от све­та лам­пы, а от ужа­са, когда заме­тил пожар. Оба пред­по­ло­же­ния заста­вят редак­то­ра обра­тить­ся к ори­ги­на­лу: Catelyn heard his breath catch in his throat. When she looked up, his face was pale in the lamplight. “Fire,” he whispered. –

т.е. дыха­ние пере­хва­ти­ло не у нее, а у Роб­ба, и она уви­де­ла, взгля­нув на его лицо, осве­щен­ное лам­пой, что он бле­ден, когда услы­ша­ла его судо­рож­ный вздох и под­ня­ла на него гла­за (а не погля­де­ла вверх: не на потол­ке же она уви­де­ла лицо).

При­сталь­ное чте­ние. Обсуж­дая редак­ти­ро­ва­ние пере­во­дов, обыч­но зани­ма­ют­ся исчис­ле­ни­ем типо­вых оши­бок, на кото­рые дол­жен обра­щать вни­ма­ние редак­тор. Ина­че гово­ря, ему над­ле­жит дер­жать в памя­ти целый ката­лог, по кото­ро­му он дол­жен уметь их рас­по­зна­вать. Клас­си­фи­ка­ций пере­вод­че­ских оши­бок мно­же­ство. Эти типо­ло­гии стро­ят­ся на раз­ных осно­ва­ни­ях, а коли­че­ство насчи­ты­ва­е­мых ими видов оши­бок чрез­вы­чай­но вели­ко. Так, в одной лишь упо­мя­ну­той рань­ше рабо­те Дм. Буза­джи et al их боль­ше пяти­де­ся­ти. Но ведь мож­но выучить все дебю­ты с их бес­чис­лен­ны­ми вари­ан­та­ми и все-таки не быть хоро­шим шах­ма­ти­стом. Да, знать эти типо­ло­гии весь­ма и весь­ма жела­тель­но, но это­го недо­ста­точ­но. Нуж­но знать не толь­ко, что́ искать, но и как. Как ни стран­но, этот вопрос почти все­гда оста­ет­ся в тени, вер­нее, на него отве­ча­ют, ука­зы­вая на необ­хо­ди­мые редак­то­ру ком­пе­тен­ции: «редак­тор дол­жен …» и далее по спис­ку, тогда как вопрос нуж­но ста­вить о методе.

Мой ответ – при­сталь­ное чтение.

Но перед этим – про­чте­ние все­го тек­ста пере­во­да. Необ­хо­ди­мо соста­вить себе пред­став­ле­ние о жан­ре пере­ве­ден­но­го тек­ста и свя­зан­ных с ним струк­тур­ных и сти­ли­сти­че­ских кон­вен­ци­ях, а если в тек­сте про­яв­ле­но автор­ское нача­ло, то, конеч­но, и об автор­ской мане­ре. Пер­во­на­чаль­ное пред­став­ле­ние обо всем этом обыч­но мож­но полу­чить имен­но по тек­сту пере­во­да, даже нека­че­ствен­но­го, хотя, конеч­но, быва­ют и искус­ные под­дел­ки с таким после­до­ва­тель­ным изме­не­ни­ем автор­ско­го сти­ля пере­вод­чи­ком, что редак­тор может об этом и не дога­дать­ся, если не загля­нет в ори­ги­нал. Но это, пожа­луй, экс­тре­маль­ный слу­чай. Кро­ме того, путем едва замет­но­го сме­ще­ния акцен­тов пере­вод­чик может при­дать тек­сту не тот смысл, кото­рый соот­вет­ству­ет автор­ско­му наме­ре­нию, обыч­но, по поли­ти­че­ским моти­вам. Поэто­му, наста­и­вая на про­чте­нии перед редак­ти­ро­ва­ни­ем тек­ста пере­во­да, я делаю эти оговорки.

Важ­но отме­тить так­же, что при таком под­хо­де редак­тор ста­вит себя в пози­цию полу­ча­те­ля пере­во­да, а это име­ет суще­ствен­ное зна­че­ние с точ­ки зре­ния праг­ма­ти­че­ской адап­та­ции исход­но­го тек­ста при­ме­ни­тель­но к его, чита­те­ля, фоно­вым зна­ни­ям и осо­бен­но­стям вос­при­я­тия. Пол­ное про­чте­ние важ­но еще и пото­му, что мно­гие неоче­вид­ные ошиб­ки выяв­ля­ют­ся толь­ко в соот­не­се­нии с целым и с уче­том внут­ри­тек­сто­вых свя­зей. Напри­мер, праг­ма­ти­че­скую погреш­ность вро­де сле­ду­ю­щей мож­но не заме­тить, если редак­тор уже не соста­вил себе пред­став­ле­ния об исто­рии, харак­те­ре и отно­ше­ни­ях пер­со­на­жей по широ­ко­му контексту:

Арья при­ку­си­ла губу. – А что будет делать Бран, когда он вырастет?

Это любо­пыт­ный при­мер невер­но­го акту­аль­но­го чле­не­ния. На пер­вый взгляд, в этой репли­ке нет ниче­го ано­маль­но­го. За исклю­че­ни­ем раз­ве что место­име­ния он, кото­рое здесь, в живой речи девоч­ки, излишне. Тем не менее, при­сталь­ное чте­ние, опи­ра­ю­ще­е­ся на пред­ва­ри­тель­ное про­чте­ние все­го тек­ста, застав­ля­ет запо­до­зрить смыс­ло­вую неточ­ность. Арья болез­нен­но реа­ги­ру­ет на сло­ва отца о состо­я­нии млад­ше­го бра­та, раз­бив­ше­го­ся при паде­нии с баш­ни. И ее бес­по­ко­ит, что он нико­гда уже не смо­жет стать рыца­рем, о чем меч­тал; все про­чие воз­мож­но­сти, о кото­рых гово­рит отец – не того досто­ин­ства. Поэто­му имя Бран не долж­но сто­ять в поло­же­нии ремы: вопрос Арьи не о том, что будет делать имен­но Бран, а о том, какая судь­ба его ожидает.

Arja bit her lip. ”What wll Bran do when he’s of age?” – Арья при­ку­си­ла губу. – Что же с ним ста­нет, когда он вырас­тет? или даже Как же он будет жить … и т.д.

Что же такое при­сталь­ное чте­ние и мож­но ли при­дать это­му поня­тию стро­гость термина?

При­сталь­ное чте­ние (тж. мед­лен­ное, ана­ли­ти­че­ское, англ. close reading, шв. närläsning) – это про­чте­ние пере­во­да со сво­е­го рода пре­зумп­ци­ей винов­но­сти: редак­тор чита­ет пере­ве­ден­ный текст, ища в нем ошиб­ки, неточ­но­сти, логи­че­ские про­ти­во­ре­чия, сти­ли­сти­че­ски неудач­ные выра­же­ния и т.д. и т.п. Это допрос с при­стра­сти­ем, это чте­ние декон­стру­и­ру­ю­щее, вопро­ша­ю­щее, при­зы­ва­ю­щее пере­вод к отве­ту: поче­му выбра­но имен­но это сло­во, а не дру­гое, имен­но эта кон­струк­ция, этот обо­рот речи? Это смыс­ло­вое чте­ние, а не одна лишь ори­ен­та­ция на «при­е­мы редак­ти­ро­ва­ния» на осно­ве ката­ло­га ошибок.

В ходе при­сталь­но­го чте­ния, то есть под­вер­гая сомне­нию каж­дое сло­во и каж­дую фра­зу, редак­тор отме­ча­ет все, что нару­ша­ет здра­вый смысл, логи­че­скую связь с дру­ги­ми частя­ми тек­ста, как в ближ­нем кон­тек­сте, так и в кон­тек­сте цело­го, все, что непред­на­ме­рен­но про­ти­во­ре­чит извест­но­му нам поло­же­нию дел в мире, все, что невнят­но, все места, где в поло­же­ние темы и ремы постав­ле­но не то, чего сле­до­ва­ло бы ожи­дать по кон­тек­сту, отме­ча­ет неудач­ные сло­во­упо­треб­ле­ния, в част­но­сти, эпи­те­ты, фра­зео­ло­гиз­мы, ана­хро­низ­мы, дис­со­ни­ру­ю­щие с праг­ма­ти­кой опи­сы­ва­е­мой ситу­а­ции, и пр. Всё ли в тек­сте пере­во­да – в каж­дом его фраг­мен­те и в целом – осмыс­лен­но и связ­но (в том пони­ма­нии кате­го­рий смыс­ла и связ­но­сти, какое пред­ло­же­но в этой статье)?

Таким обра­зом, при­сталь­ное чте­ние мож­но опре­де­лить как чте­ние с уста­нов­кой на декон­струк­цию, сле­до­ва­тель­но, на выяв­ле­ние иска­же­ний как пред­мет­но­го содер­жа­ния, так и смыс­ло­вой, праг­ма­ти­че­ски обу­слов­лен­ной связ­но­сти тек­ста. Оно поз­во­ля­ет, как уже гово­ри­лось, под­ме­тить боль­шин­ство пере­вод­че­ских оши­бок еще до срав­не­ния пере­во­да с ори­ги­на­лом. Разу­ме­ет­ся, если смысл и отно­ше­ние к цело­му редак­ти­ру­е­мо­го фраг­мен­та вызы­ва­ют хоть малей­шие сомне­ния, то воз­ни­ка­ет вопрос: «А что в исход­ном тек­сте?» – и редак­тор при­бег­нет к срав­ни­тель­но­му анализу.

Конеч­но, ука­зан­ная уста­нов­ка реа­ли­зу­ет­ся опыт­ным редак­то­ром ско­рее на инту­и­тив­ном уровне, но – и это нуж­но под­черк­нуть осо­бо – это дис­ци­пли­ни­ро­ван­ная, вос­пи­тан­ная инту­и­ция. Одна­ко и зна­че­ние раци­о­наль­но­го ана­ли­за не сто­ит недо­оце­ни­вать. Этой уста­нов­ке вряд ли мож­но «обу­чить» в стро­гом смыс­ле сло­ва, но мож­но научить­ся: ею мож­но овла­деть имен­но дис­ци­пли­нар­ным при­нуж­де­ни­ем само­го себя к настой­чи­во­му ана­ли­ти­че­ско­му сомнению.

Допол­ни­тель­ные подроб­но­сти и при­ме­ры чита­тель най­дет в раз­де­ле «При­сталь­ное чте­ние и пере­вод» в моей кни­ге, упо­мя­ну­той в прим. [1].