Посетитель моего блога вероятно заметил, что я часто употребляю «своего рода термин» идея слова. Это – чтобы уклониться от мудреного и не слишком внятного понятия «концепт». Что такое эта «идея»? Это то уникальное, что оправдывает самое существование данного слова в языке, то, что отличает его от других, «похожих» слов и ради чего оно, собственно, и нужно говорящим. Это НЕ значение! Значения, в которых употребляются разные слова, могут и совпадать. Нет, идея слова – это присущая только ему познавательная установка, специфический подход к осмыслению какого-то фрагмента действительности. В «рамках» этого подхода говорящий может выделять в описываемой ситуации разные стороны, употребляя слово в том или ином смысле (пример ниже). Но эти смыслы, эти «значения» вовсе не принадлежат слову – они порождаются говорящим, хотя бы они и приписывались слову в силу конвенции.
С этой точки зрения, как это не безумно звучит, СЛОВО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЙ. Оно лишь схема, нередко образная, налагаемая нами на ситуацию, без чего вообще невозможно наше осмысленное отношение к действительности. Можно сказать, что слово предоставляет игровую площадку, но мячом владеет говорящий: это он, эксплуатируя идею слова для выражения своих смыслов, разыгрывает всевозможные значения и «оттенки» значений в непрекращающемся диалоге с собеседником – со своим окружением, с самим собой, с господом богом или даже с многоуважаемым шкафом.
Разумеется, я не отрицаю того очевидного – слишком очевидного! – факта, что существует некий набор значений, в которых мы обычно употребляем данное слово. Тот инвентарь окаменевших смыслов, который мы находим в словаре. Однако то, что принято называть значением слова, однажды в истории языка было усилием говорящего выразить свою смысловую, первоначально уникальную, позицию – творческим речевым актом. Лишь в силу бесчисленных повторений и приятия языковым коллективом новорожденное значение становится общепринятым, отчуждается от своего «автора» и приписывается слову, а затем и берется на словарной учет как объективная истина о нем. Слово приобретает мистический ореол, превращается в объективную данность, своего рода манну с небес. А о языке начинают говорить: «язык не терпит…», «язык считает существенным …» Ничто не может быть дальше от истины, чем этот языческий взгляд на природу языка. (Простите за непреднамеренный каламбур).
Профессиональный переводчик – и, разумеется, лексикограф, – должен быть постоянно настроен на схватывание идеи слова. Первый обычно интуитивно, второй – тоже интутивно, но и опираясь на анализ фактических употреблений. Только при таком схватывании, то есть когда чужое слово прочувствовано как свое, все его словарные значения, – часто далеко отстоящие друг от друга и практически несвязные, а иногда даже противоположные,– приобретают единство. А переводчик понимает, на что способно это слово в речи, и может уверенно найти подходящий к случаю и допустимый его идеей «эквивалент» даже и тогда, когда ничего пригодного в словаре нет.
Приведу для наглядности один пример. Шведский глагол hyra может означать как ’сдавать внаем’, так и ’брать внаем’:
(а) Vi har lediga rum att hyra ’Сдаем комнаты’.
(b) Vi brukar hyra en sommarstuga för semester ’Мы обычно снимаем дачу на лето’.
Как возможно такое противоречие? Как может слово быть антонимом самому себе? Ведь это логический нонсенс!
Не может. И никакого противоречия здесь нет: слово остается самим собой даже в таких «экстремальных» проявлениях. Меняется то, каким способом говорящий эксплуатирует его идею (концепт). Сам по себе концепт HYRA ровным счетом ничего не «значит»: он не является утверждением о мире. Что же он такое? Он представляет собой модель некоторого типа ситуаций, закрепленную в общем опыте языкового коллектива. В нашем примере он заключает модель транзакции (сделки) с двумя контрагентами (участниками) и объектом сделки, обладающим ценностью, а также идею о праве пользования этим объектом, которое может быть передано за плату на определенный срок. Как видим, познавательная схема с довольно сложной конфигурацией компонентов. Важно отметить, что она не приписывает транзакции HYRA никакого направления. Конкретное же значение глагола hyra, «вытекающее» из его концепта, зависит от выбора говорящим одной из возможных перспектив: взгляда на ситуацию с точки зрения арендодателя (’сдавать’), арендатора (’снимать’) или, может быть, юриста (’быть стороной в договоре аренды’). Этот выбор производится говорящим в акте речи, и только в нем слово hyra приобретает значение.
Ну, а теперь о дополнении к дополнению. Речь опять пойдет о глаголе drabbas, статью которого я уже один раз уточнял и дополнял здесь на блоге, в разделе «Дополнения к словарю». Я хочу взглянуть на него с точки зрения уникальности его концепта. Для затравки, вот выдержки из одной газетной статьи (DN 6/10- 2017):
Teknisk stopp för Green Cargo – 300 svenska företag drabbas. Det påverkar svensk industri.
… alla våra kunder kommer att påverkas direkt.
Felet har drabbat flera viktiga svenska kunder.
SJ drabbades under dagen av samma tekniska problem.
Flera banker har berörts…
(Для справки: речь идет об отказе ИТ-системы государственой логистической компании Green Cargo, занимающейся ж/д грузоперевозками).
Хотя в моем новом словаре (и в «Дополнениях») слова drabba и drabbas представлены подробно и в них предлагаются «удобоподставимые» варианты перевода, стоит все же отметить одну интересную деталь. Все глаголы в приведенных фрагментах, как пассивные по форме (на -s), так и активные, обозначают в них подверженность отрицательному, неблагоприятному воздействию каких-либо сил или факторов.
Проблем с пониманием шведского текста здесь не возникает, и однако же шведскому drabbas не соответствует ни один русский возвратный глагол. Нет у нас такого самостоятельного, однословного глагольного выражения идеи ’подвергнуться отрицательному воздействию’. Есть глагол поразиться, имеющий совсем другое значение. А глагол подвергнуться не обязательно несет в себе отрицательный заряд. Он предполагает нечто претерпеваемое, воздействие некоторой силы, но отнюдь не всегда негативное. Например, подвергнуться медицинскому обследованию бывает необходимо, но вряд ли это плохо. Этому глаголу для полноты смысла, т.е. чтобы он не повисал в воздухе, необходимо дополнение. Нельзя сказать просто: Петя подвергся. Обязательно должно быть указано, чему именно. То же с глаголами потерпеть и претерпеть. Глагол затрагивать в контексте может быть употреблен без дополнения: Многие банки оказались затронуты – но только как часть составного сказуемого. Сказать Многие банки затронулись мы не можем.
Один лишь глагол пострадать, хотя он и не имеет пассивной формы, можно без насилия над синтаксисом подставить на место drabbas – просто потому, что заложенная в нем идея ’претерпеть отрицательное воздействие’ очень близка к идее шведского глагола. Тем не менее полного тождества нет и здесь. Вряд ли удачно … пострадали 300 шведских предприятий. Они понесли ущерб, их работа была нарушена и т.п., но глагол пострадать более уместен применительно к людям, а его отнесение к объектам, организациям и т.п. хотя и возможно, но его сфера явно ограничена: оно предполагает не просто отрицательное, но разрушительное воздействие (многие дома пострадали от наводнения и т.п.).
Как видим, поведение слова в высказывании, его синтаксис и сочетаемость, зависят от его концепта. А у него может и не быть – и обычно не бывает – точного соответствия в языке перевода. В нашем случае, в русском. Вот почему нужно избегать вульгарного буквализма и переводить не слова, а смысл. Во многих случаях это требует употребления иного лексического наполнения и иного построения фразы, нежели в оригинале. Конечно, если удается сохранить лексический состав оригинала без насилия над языком перевода, то такой буквализм можно только приветствовать – это заслуженное перо на шляпу переводчику.
Спасибо за очень интересный блог.
Что касается двойного — и вроде совсем нелогичного- значения слова ”hyra” на шведском языке (с одной стороны ”сдавать в аренду” с другой стороны ”снимать”) чаще всего (мне кажется) добавляется ”ut” чтобы показывать что что-то сдаётся (а не снимается). Пример: ”När vi reser utomlands på vintern brukar vi hyra ut vår lägenhet i Stockholm” Но: ”Varje vinter tillbringar vi i Spanien och hyr då en lägenhet”
Не могу не согласиться. “Hyra” в значении ‘сдавать внаем’ в самом деле обычно употребляется с адвербиальной частицей “ut”. Хотя бывает и без. Стоило, наверное, подыскать более убедительный пример (такие есть). Но теперь уже поздновато! Думаю все же, что для демонстрации принципа годится и этот.
hus att hyra = дом, который можно взять в наем
paket att hämta = посылка, которую можно забрать
Верно, конечно. См. предыдущие комментарии.
Нужно только отметить, что hyra и hämta ведут себя по-разному. Hämta ни при какой погоде нельзя употребить в значении ‘lämna’, тогда как глагол hyra может быть употреблен и в значении ‘сдавать’ даже и без частицы ut. Разумеется, если это мотивировано контекстом. Во всяком случае, такие контексты мне встречались не раз и не два. Это явление “по науке” называется энантиосемией, и оно широко распространено. Кстати, русский глагол арендовать тоже “двунаправленный”.
Я могу ошибаться, и м.б. глагол hyra без ut и в самом деле не употребляется в значении ‘сдавать в аренду’. Такого тонкого чувства шведского языка, как у того, кто с ним родился, у меня, конечно, нет и быть не может. И все же мне кажется, что я не совсем неправ. Поискал на скорую руку в корпусе шведского языка KORP (språkbanken). Там встречаются, например, такие предложения: Huset kommer aldrig att hyras åt turister men nog användas för affärsmöten. — т.е. без частицы ut, но в контексте, ясно указывающем (åt), что речь идет об ‘uthyrning’ (сдаче). Любопытно, что попадаются примеры, в которых возможно двоякое понимание одновременно: Vi ska ha utställningar , restaurang , biograf och utrymmen som kan hyras för olika former av kreativ verksamhet , eller av företag för sammankomster. Но даже с адвербиальной частицей глагол hyra энантиосемичен. Хотя бы в силу того, что он “поддерживает” противопоставление hyra ut — hyra in.