Мой недав­ний пост в фейс­бу­ке вызвал доволь­но ожив­лен­ную реак­цию. Мое вни­ма­ние при­влек­ла фра­за в газе­те Sigtunabygden (18/10–2017) из ста­тьи о мест­ных тор­гов­цах нар­ко­ти­ка­ми:  Ungdomar, både killar och tjejer, är spring­pojkar åt de äldre. На слух носи­те­ля рус­ско­го язы­ка зву­чит она по мень­шей мере забав­но, а то и вовсе как сти­ли­сти­че­ская без­гра­мот­ность. Не столь­ко пред­ви­дя, сколь­ко пред­чув­ствуя воз­мож­ное недо­уме­ние со сто­ро­ны швед­ско­языч­ных френ­дов, я опро­мет­чи­во пообе­щал занять­ся вопро­сом о том, какие затруд­не­ния, свя­зан­ные с кате­го­ри­ей рода, могут воз­ни­кать при пере­во­де, и чем в этом отно­ше­нии свое­об­ра­зен швед­ский. Недо­уме­ния и в самом деле воз­ник­ли, и теперь, хочешь не хочешь, этот пост тре­бу­ет про­дол­же­ния. (Кста­ти, от него отпоч­ко­ва­лась и преды­ду­щая замет­ка на этом бло­ге, прав­да, совсем о другом).

Так вот, моих швед­ских дру­зей эта фра­за нисколь­ко не сму­ти­ла, и ника­кой ано­ма­лии они в ней не усмот­ре­ли. Не сомне­ва­юсь, что они чув­ству­ют свой род­ной язык куда ост­рее, чем я, и не могу с ними не согла­сить­ся. Но им сле­до­ва­ло бы про­явить «язы­ко­вую эмпа­тию» и понять, что моя реак­ция не бес­со­дер­жа­тель­на. Воз­мож­но, не я один из чис­ла тех, чей род­ной язык рус­ский, спо­ты­ка­юсь о фра­зы вро­де Som kvinna är man alltid villebråd, хотя все мы пре­крас­но  пони­ма­ем, что man здесь про­сто-напро­сто фор­маль­ное под­ле­жа­щее и обо­зна­ча­ет не муж­чи­ну, а, наобо­рот, жен­щи­ну, на кото­рую эти самые гад­кие муж­чи­ны охо­тят­ся. (Это à propos кам­па­нии #metoo тоже 😛 ).

По-рус­ски неудоб­но ска­зать Будучи жен­щи­ной, чело­век все­гда явля­ет­ся охот­ни­чьей дичью.  И уж никак не ска­жешь Под­рост­ки, и маль­чи­ки и девоч­ки, были у них маль­чи­ка­ми на побе­гуш­ках, хотя эта фра­за почти бук­валь­но вос­про­из­во­дит швед­скую и по син­так­си­су, и по лек­си­че­ско­му соста­ву. И вопрос, кото­рый при этом, воз­ни­ка­ет, состо­ит не в том, как избе­жать неле­по­го эффек­та в пере­во­де на рус­ский – в дан­ном слу­чае это доволь­но три­ви­аль­ная зада­ча, и вари­ан­ты пере­во­да я при­ве­ду в кон­це, – а в том, поче­му такая кон­струк­ция, невоз­мож­ная в рус­ском язы­ке, воз­мож­на в швед­ском *.

Конеч­но же нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что  в язы­ке – как в швед­ском, так и в рус­ском – могут быть назва­ния лиц по роду дея­тель­но­сти, пред­по­чти­тель­но или даже все­гда отно­си­мые к одно­му полу. Но в этом отно­ше­нии меж­ду язы­ка­ми есть суще­ствен­ные раз­ли­чия. Фра­за про жен­щи­ну не пото­му непри­ем­ле­ма, что мы уже, сла­ва богу, не живем по посло­ви­це «кури­ца не пти­ца, баба не чело­век» (хотя от пат­ри­ар­халь­ных пред­рас­суд­ков рос­сий­ское обще­ство еще не вполне избав­ле­но), а по грам­ма­ти­че­ским при­чи­нам. Чело­век – муж­ско­го рода, жен­щи­на, само собой разу­ме­ет­ся, жен­ско­го, а связь меж­ду родом суще­стви­тель­но­го, обо­зна­ча­ю­ще­го лицо, и полом лица, в рус­ском язы­ке очень сильна.

Во всех слу­ча­ях, когда про­фес­сия или род заня­тий при­зна­ны и за жен­щи­на­ми тоже, в рус­ском язы­ке есть для это­го отдель­ные сло­ва, типа учи­тель­ни­ца, кра­нов­щи­ца и т.п. Если в при­зна­нии все же сохра­ня­ет­ся отте­нок неко­то­ро­го пре­не­бре­же­ния, то такие жен­ские пары ока­зы­ва­ют­ся сти­ли­сти­че­ски мар­ки­ро­ван­ны­ми: док­тор­ша, вра­чи­ха, поч­та­льон­ша, судьица. 

Не то в швед­ском! – по той при­чине, что в нем нет грам­ма­ти­че­ско­го муж­ско­го и жен­ско­го рода. О таких суще­стви­тель­ных, назы­ва­ю­щих лицо по роду заня­тий, как bagare, läkare, lärare, författare, brevbärare, нель­зя ска­зать, что они ”manliga till formen”, как утвер­жда­ет автор одно­го из ком­мен­та­ри­ев. Все они – обще­го рода. Напро­тив, в рус­ском язы­ке все они  муж­ские. Отно­ше­ние меж­ду родом суще­стви­тель­но­го и полом в швед­ском язы­ке не про­яв­ле­но. В швед­ских сло­вах, с опре­де­лен­но­стью ука­зы­ва­ю­щих на пол лица, он обо­зна­ча­ет­ся не кате­го­ри­ей рода, а лек­си­че­ски, при помо­щи суф­фик­сов –man (polisman, brandman) и –inna, ‑ska (lärarinna, bagerska). Род же у них все тот же, общий (т.е. en). В этом кро­ет­ся, как мне кажет­ся, одна из при­чин, по кото­рым в швед­ском воз­мож­ны фра­зы, подоб­ные при­ве­ден­ным выше. Это во-пер­вых. Но есть еще во-вто­рых и в‑третьих:

Итак, во-вто­рых. Если в швед­ском такое сло­во, как sjuksköterska вполне мож­но отне­сти к муж­чине, то в рус­ском к это­му еще не при­шли. Она – врач / курьер / бух­гал­тер – совер­шен­но нор­маль­ные выра­же­ния, хотя все эти суще­стви­тель­ные муж­ско­го рода. Со вре­мен совет­ских судо­рог по подъ­ему сель­ско­го хозяй­ства суще­ству­ет сло­во дояр. Но ска­зать Он – мед­сест­ра как-то язык не пово­ра­чи­ва­ет­ся. Хотя поче­му бы и нет? Види­мо, сек­сизм в куда более полит­кор­рект­ном швед­ском дис­кур­се не так выра­жен, как в рус­ском. И не слу­чай­но в швед­ском полу­чи­ло про­пис­ку бес­по­лое место­име­ние hen, очень, кста­ти, удоб­ное. Но и это еще не все.

Поэто­му, в тре­тьих. Вто­рой ком­по­нент в сло­ве медсест­ра не толь­ко обо­зна­ча­ет лицо жен­ско­го пола в явном виде, но и при этом не явля­ет­ся назва­ни­ем про­фес­сии или заня­тия. Это тер­мин род­ства. Муж­чи­на не может быть сест­рой. Кста­ти, вряд ли и по-швед­ски мож­но ска­зать Han är sjuksyster, тогда как Han är sjuksköterska при­ем­ле­мо – т.к. здесь идея пола стер­та, во вся­ком слу­чае, стер­та по срав­не­нию с рус­ским «экви­ва­лен­том» это­го сло­ва. Тут не лишне вспом­нить, что преж­де эта про­фес­сия назы­ва­лась сест­ра мило­сер­дия. Тем более ска­зан­ное мож­но отне­сти к sprinkpojke в срав­не­нии с маль­чик на побе­гуш­ках. В рус­ском язы­ке это имен­но маль­чик, и ска­зать о девоч­ке, что она маль­чик на побе­гуш­ках мож­но раз­ве что иро­ни­че­ски. Но по-рус­ски вполне допу­сти­мо ска­зать девоч­ка на побе­гуш­ках, хотя пер­вое в десять раз более частот­но, чем вто­рое. В швед­ском же ука­за­ние на пол в этом сло­ве опять-таки стер­то, а на перед­ний план высту­па­ет функ­ция, то, чем лицо заня­то. Как уже ска­за­но, это свя­за­но отча­сти с отсут­стви­ем кате­го­рии мужского/женского рода в швед­ском язы­ке и сла­бой свя­зью меж­ду родом и полом по срав­не­нию с рус­ским, отча­сти же пото­му, что ком­по­нент pojke в этом сло­ве нераз­рыв­но слит с его пер­вой частью, обра­зуя еди­ное поня­тие. В отли­чие от рус­ско­го мед­сест­ра, кото­рое лег­ко раз­ла­га­ет­ся на состав­ные части **.

Вот какие непро­стые обсто­я­тель­ства при­хо­дит­ся при­вле­кать для того, что­бы отве­тить на мой «поче­муш­ный» вопрос, вызвав­ший неко­то­рое недо­уме­ние. Ну, а что каса­ет­ся пере­во­да фра­зы, с кото­рой я начал, то pojkar мож­но бла­го­по­луч­но опу­стить: Под­рост­ки, и маль­чи­ки и девоч­ки, были у них на побе­гуш­ках или, в насто­я­щем вре­ме­ни, с гла­го­лом состо­ят либо вооб­ще без связ­ки. В зави­си­мо­сти от выбо­ра сти­ля, маль­чи­ков и дево­чек на побе­гуш­ках мож­но заме­нить «рас­сыль­ны­ми» или даже «шестер­ка­ми», напри­мер, так: В шестёр­ках у них были под­рост­ки, не толь­ко маль­чи­ки, но и девоч­ки. Вот так пере­вод­чик может при­бли­жать­ся к как мож­но более точ­ной пере­да­че автор­ской интен­ции – пере­во­дя не сло­ва, а смысл. Резуль­тат – послед­ний из при­ве­ден­ных вари­ан­тов пере­во­да – может пока­за­тья неожи­дан­ным, но по сути он хоро­шо пере­да­ет смысл ори­ги­на­ла, нисколь­ко не про­ти­во­ре­ча его букве.

* Вооб­ще таких кон­струк­ций, кото­рые в рус­ском язы­ке с точ­ки зре­ния его носи­те­ля нару­ша­ли бы при­ня­тые нор­мы, в швед­ском нема­ло. Напри­мер, куда бóль­шая тер­пи­мость к тав­то­ло­ги­че­ским повто­ре­ни­ям. Может быть в даль­ней­шем воз­ник­нет пере­вод­че­ский повод для раз­го­во­ра и о них.

** К мед­сест­рам и мед­бра­тьям я еще вер­нусь в отдель­ной замет­ке, т.к. пере­вод швед­ско­го sjuksköterska при­ме­ни­тель­но к муж­чине име­ет свои любо­пыт­ные осо­бен­но­сти, име­ю­щие и куда более широ­кое зна­че­ние. А меха­низм обра­зо­ва­ния состав­ных слов в швед­ском язы­ке – опять же с точ­ки зре­ния пере­во­да швед­ско­го тек­ста на рус­ский – это обшир­ней­шая и «архи­важ­ная» тема, к кото­рой я буду обра­щать­ся еще не раз.