Профессиональный переводчик нередко страдает профессиональным заболеванием: читая любой текст, он его совершенно 
непреднамеренно деконструирует, мысленно отмечая все, обо что можно было бы споткнуться при переводе. Верно и обратное: на мой взгляд, тот не профессионал, кто этим не болен.
Это касается даже слов и фрагментов, вполне понятных и не вызывающих на первый взгляд никаких вопросов – у того, кто «просто читает», не помышляя ни о каком переводе. Примеры можно брать из первой попавшейся статьи. Скажем, из статьи в местной газете о торговле наркотиками в коммуне. В тексте, разумеется, не раз и не два употребляется слово knarklangare. Рядовой читатель пройдет мимо него, не моргнув глазом. – Чего тут не понять? ”Mången översättare” – тоже (интересная конструкция, кстати, «многий переводчик»; ср. англ. many a translator). В лучшем случае, он справится по словарю и, найдя там перевод «наркоторговец», удостоверится, что это именно так, как он и думал. Возможно, он обратит внимание на стоящее рядом слово knarkhandlare, но и к нему словарь предлагает тот же экивалент, во всяком случае, в качестве основного.
Но применительно к моему примеру это неточно и, строго говоря, неверно. Подобно тому, как свежесть, свежесть и свежесть должна быть девизом всякого буфетчика, точность, точность и еще раз точность должна быть девизом всякого переводчика. Наркоторговец – это крупная рыба, вплоть до наркобаронов вроде Эскобара. А knarlangare – рыбешка помельче. Он – распространитель, торговец вразнос. Короткое и выразительное американское pusher в русском языке не привилось, несмотря на то, что в русском глагол толкнуть употребляется в значении ’сбыть, продать’. В сленге слово пушер, впрочем, есть, но его употребление стилистически ограничено. В общем случае нужен уточняющий перевод: розничный наркоторговец. Однако, судя по показателям частотности в Yandex’е, в употребление все шире входит другое заимствование: драгдилер (а в контексте уличной торговли часто и просто дилер). Выбор одного из этих вариантов перевода будет зависеть от принятого стилистического решения.
Эта заметка, однако, не про то, как надо переводить слово knarklangare. Слово, строго говоря, вообще нельзя перевести: его «идея» – или концепт – уникальна не только в своем языке. Она практически никогда не имеет точного соответствия в другом. Это значит, во-первых, что синонимов по существу не бывает. Язык не бывает расточителен без надобности. Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно: если в языке есть два «синонима» – knarklangare и knarhandlare (и, вероятно, еще и другие), то это неспроста. Они непременно будут отличаться по своей идее и, в ряде случаев, по своей сочетаемости. Перевести же, то есть передать в переводе, можно не слово, а то значение, – обычно, одно из многих, допустимых его идеей, его, так сказать, замыслом, тем содержащимся в нем представлением, ради которого оно и нужно носителям языка, – которое реализуется в данной ситуации.
Во-вторых, из всего сказанного должно быть ясно, почему нельзя доверять традиционному словарю. Он ориентирован на инвентаризацию значений, а вовсе не на схватывание идеи слова, которая все эти значения санкционирует и связывает воедино.
Обо все этом – о точности в переводе, о буквализме двоякого рода, вульгарном и доброкачественном, о различении т.н. синонимов, о вводящем в заблуждение понятии «ложные друзья переводчика» и о других имеющих отношение к сказанному темах – я еще буду не раз говорить более подробно и с примерами. А эта заметка и без того уже чрезмерно разрослась.
Spritlangare — тоже «среднее» звено: сначала покупает сам, якобы для себя, а потом перепродаёт несовершеннолетним
Все верно, но вот насчет “среднего звена” сомневаюсь. Попробую объяснить, почему, хотя будет длинно.
Меня интересовал не столько перевод слова langare на русский, сколько более общая проблема: очень и очень многие слова, возможно, подавляющее большинство, имеют т.н. переводные эквиваленты только на уровне частных значений. Да и то не всегда. Но каждое уникально по своей “идее” (или концепту) и в общем случае не эквивалентно никакому другому слову – ни своего языка, ни чужого. Между языками имеет место несовместимость того, что одно время было модно называть “языковой картиной мира”.
Итак: Очевидно, что langare и handlare не синонимы. Почему же knarklangare и knarkhandlare должны ими быть, как утверждает словарь? Да только потому, что в проекции на русский язык они «совмещаются» в слове торговец – за неимением в нем двух разных слов, которые бы отчетливо их различали. Если же мы заглянем не в шведско-русский словарь, а в шведский толковый, то там это различие задано в явном виде: торгуют (с оговоркой, см. чуть ниже) и langare иhandlare, но первый – незаконно.
Составители шведско-русского словаря Norstedts, не найдя ничего более точного, чем торговец, вместо того, чтобы предложить «эквивалент», который было бы удобно подставить в текст перевода, просто-напросто подменили его толкованием, переведенным прямо из шведского толкового словаря. К этому они, кстати, прибегают регулярно. А также к двойному переводу, то и дело заимствуя из большого шведско-английского словаря Винсента Петти. Благо копирайт на все эти словари принадлежит все тому же Norstedts’у.
В составных словах компонент -langare обозначает либо лицо второстепенное – подручного, исполнителя, сравнительно мелкую сошку (hantlangare), либо того, кто непосредственно осуществляет эту подчиненную функцию в контексте незаконного сбыта. Слово сбыт здесь куда уместней, чем торговля. Это именно сбытчик, и именно это слово должно бы фигурировать в шведско-русском словаре, как наиболее близкое шведскому. Cр. его определение в Большом толковом словаре русского языка:
СБЫТЧИК, –а; м. Жарг. Тот, кто продаёт или перепродаёт что‑л. (обычно нелегально).
С. краденого.С. анаши. <Сбытчица, –ы; ж.
Определение, по-моему, верное, хотя помета жарг. представляется мне излишней. Это слово теперь регулярно употребляется в текстах правового характера на правах юридического термина (и противопоставлено слову приобретатель).
К числу таких составных слов относится, конечно, и spritlangare. Но я бы все же не относил его к «среднему звену» — разве что считать его одновременно и «оптовиком» и «розничным торговцем» в цепи сбыта, состоящей только из него самого. Langare – это последнее, низовое звено в цепи сбыта. Те, кого во времена американского сухого закона прозвали бутлегерами, занимались преимущественно контрабандой, а не розничной продажей спиртного несовершеннолетним. Поэтому перевод бутлегер при слове langare может иметь только ограниченное применение и существа современного шведского словоупотребления не отражает.
Есть и другие слова этого рода, напр., alkohollangare, tobakslangare, vapenlangare и даже läkemedelslangare. Последнее имеет в виду доставку и сбыт товара – в данном случае, лекарственных средств, – тем, кому не положено их иметь без назначения врача. Именно в этом смысле термин langare преимущественно употребляется в шведской юридической практике. В обыденном же языке он указывает как раз на низовое звено в цепи сбыта незаконного товара, на момент поставки, передачи из рук в руки и т.п. Vapenhandlare – это торговец оружием, а vapenlangare – нелегальный или незаконный поставщик оружия, а если помельче, то вполне можно сказать и сбытчик оружия.