Что такое “несловарность”?

  1. Зачем этот вопрос?
  2. Поче­му суще­ству­ю­щие кри­те­рии неудовлетворительны?
  3. Что же это в самом деле такое?

Начав раз­го­вор о слож­ных сло­вах швед­ско­го язы­ка – ком­по­зи­тах – лег­ко обра­зу­е­мых в нем «на ходу», на слу­чай, ad hoc, окка­зи­о­наль­но, по мере необ­хо­ди­мо­сти (это все об одном и том же), – и назвав ста­тью о них «Несло­вар­ные сло­ва», я не дал это­му тер­ми­ну ника­ко­го опре­де­ле­ния. А в сле­ду­ю­щей ста­тье на эту тему («Кое-что о швед­ском сло­во­сло­же­нии») на вся­кий слу­чай под­стра­хо­вал­ся, ого­во­рив­шись, что тако­го опре­де­ле­ния вооб­ще не суще­ству­ет, и пото­му я боль­ше пола­га­юсь на вашу инту­и­цию и при­ме­ры, чем на какую-то без­уко­риз­нен­ную фор­му­лу. Нако­нец, в ста­тье, где сре­ди про­че­го утвер­жда­лось, что встре­ча­е­мость (частот­ность упо­треб­ле­ния) сло­ва сама по себе не явля­ет­ся кри­те­ри­ем его вклю­че­ния в сло­варь («Что скры­ва­ет­ся за забо­ром?»), я риск­нул пообе­щать, что вер­нусь к это­му вопросу.

Пора. Но так как я не дис­сер­та­цию о ком­по­зи­тах пишу, а текст, кото­рый был бы поле­зен и пере­вод­чи­ку, в осо­бен­но­сти, еще не обла­да­ю­ще­му боль­шим опы­том, и сту­ден­ту-носи­те­лю рус­ско­го язы­ка, изу­ча­ю­ще­му швед­ский, нуж­но пояс­нить, чем им может быть инте­ре­сен ответ на этот вопрос. Пол­ный ответ на него аван­сом дать нель­зя – он дол­жен сот­кать­ся из даль­ней­ше­го изло­же­ния. Вкрат­це же дело вот в чем:

Меха­низм сло­во­сло­же­ния «на слу­чай» – это харак­тер­ней­шая и мас­со­во вос­про­из­во­ди­мая осо­бен­ность швед­ско­го язы­ка, свя­зан­ная со мно­ги­ми сто­ро­на­ми его орга­ни­за­ции. Поэто­му пони­ма­ние при­ро­ды окка­зи­о­наль­ных ком­по­зи­тов явля­ет­ся одним из важ­ных кана­лов «вхож­де­ния в язык».

Несло­вар­ный ком­по­зит дол­жен быть рас­по­знан как тако­вой: не про­сто по тому, что како­го-то слож­но­го сло­ва не ока­за­лось в сло­ва­ре, а по суще­ству, в силу пони­ма­ния, что такой ком­по­зит и не может быть сло­вар­ным, что это «не вполне сло­во», во вся­ком слу­чае, оно не при­зна­ет­ся частью язы­ка. Это зна­чит, что оно не обо­зна­ча­ет ника­кой сущ­но­сти, для кото­рой гово­ря­щим пона­до­би­лось бы осо­бое име­но­ва­ние с посто­ян­ной про­пис­кой в язы­ке (об этом ниже).

Пони­ма­ние при­ро­ды несло­вар­ных слож­ных слов швед­ско­го язы­ка способствует:

  • раз­ви­тию чув­ства язы­ка, без чего нет и не может быть насто­я­ще­го переводчика;
  • осо­зна­нию прин­ци­пи­аль­но­го отли­чия швед­ско­го сло­во­сло­же­ния от рус­ско­го и, тем самым, пре­ду­пре­жде­нию интер­фе­рен­ции, т.е. под­хо­да к чужо­му язы­ку с кон­цеп­ту­аль­ной мер­кой сво­е­го собственного;
  • избе­жа­нию соблаз­на пере­во­дить швед­ские окка­зи­о­наль­ные ком­по­зи­ты путем про­сто­го сум­ми­ро­ва­ния зна­че­ний их компонентов;
  • луч­ше­му овла­де­нию тех­ни­кой пони­ма­ния и пере­во­да швед­ско­го тек­ста, в част­но­сти, осмыс­ле­нию того фак­та, что раз­лич­ные спо­со­бы пере­да­чи окка­зи­о­наль­ных швед­ских ком­по­зи­тов, доступ­ные пере­вод­чи­ку на рус­ский, – мы их рас­смот­рим в заклю­чи­тель­ной ста­тье, – могут потре­бо­вать смыс­ло­вой компенсации.

Открой­те любой газет­ный текст, и вы неиз­беж­но натолк­не­тесь на такие слож­ные сло­ва, кото­рых в сло­ва­ре нет. Я имею в виду не огра­ни­чен­ный по объ­е­му тол­ко­вый сло­варь швед­ско­го язы­ка, SO, и тем более не еще более огра­ни­чен­ный общий швед­ско-рус­ский сло­варь Norstedts, а пол­но­объ­ем­ный ака­де­ми­че­ский спи­сок, SAOL, вклю­ча­ю­щий «всю» обще­язы­ко­вую лек­си­ку совре­мен­но­го швед­ско­го язы­ка. Вот несколь­ко про­из­воль­но выбран­ных при­ме­ров таких слов:

tegelbeklädd, skandaltaktik, hatstorm, gängliv, ryggsäcksfolk, gängkriminell, avhopparverksamhet, uppföljningsmöte, drömchef, skolskytt, miljonsvenska, elcykelpremie, stjärnskådespelare, skolmassaker, oljestinn, tiggarplats, omledningsväg

– их чис­ло поис­ти­не без­гра­нич­но. Ни одно­го из них нет, одна­ко, в SAOL’e, хотя он содер­жит 126 тысяч слов, и 70% из них – это слож­ные слова!

Речь у нас, конеч­но, не идет о ненор­ма­тив­ной лек­си­ке. Сленг, жар­гон, обсцен­ная лек­си­ка сплошь и рядом не вклю­ча­ют­ся в сло­варь по при­чи­нам нелинг­ви­сти­че­ско­го харак­те­ра. Не каса­ем­ся мы здесь и сугу­бо тех­ни­че­ской тер­ми­но­ло­гии. В ней огром­ное коли­че­ство состав­ных тер­ми­нов, но их место не в обще­язы­ко­вом сло­ва­ре, а в отрас­ле­вом. Инте­рес с точ­ки зре­ния вопро­са о несло­вар­но­сти пред­став­ля­ют не любые сло­ва, отсут­ству­ю­щие в сло­ва­ре, а толь­ко окка­зи­о­наль­ные слож­ные сло­ва, воз­ни­ка­ю­щие в неспе­ци­аль­ных текстах. Но и сре­ди них пре­иму­ще­ствен­но те, зна­че­ние кото­рых не скла­ды­ва­ет­ся из зна­че­ний состав­ля­ю­щих их частей. (Впро­чем, «про­зрач­ность» ком­по­зи­та обман­чи­ва. Сло­жив ком­по­нен­ты сло­ва skolavslutning, полу­чим бли­жай­шим обра­зом ’окон­ча­ние шко­лы’, тогда как обыч­ное зна­че­ние это­го сло­ва – ’празд­нич­ное окон­ча­ние учеб­но­го года’). Под­черк­ну, что несмот­ря на свою окка­зи­о­наль­ность и на то, что «офи­ци­аль­но» их в швед­ском язы­ке нет, ком­по­зи­ты, подоб­ные пере­чис­лен­ным, не вос­при­ни­ма­ют­ся носи­те­ля­ми язы­ка как нео­ло­гиз­мы. Для них они так же есте­ствен­ны, как и сво­бод­ные словосочетания.

Не лише­ны для нас инте­ре­са и сугу­бо автор­ские обра­зо­ва­ния, посколь­ку их зна­че­ние – смыс­ло­вое отно­ше­ние меж­ду их ком­по­нен­та­ми – выяв­ля­ет­ся толь­ко из кон­тек­ста. С этой точ­ки зре­ния они не отли­ча­ют­ся от обыч­ных окка­зи­о­наль­ных ком­по­зи­тов. Раз­ни­ца лишь в том, что они явля­ют­ся сло­ва­ми «одно­ра­зо­во­го поль­зо­ва­ния», не встре­ча­ю­щи­ми­ся в текстах дру­гих авто­ров. Как и обыч­ные ком­по­зи­ты, для сво­е­го пони­ма­ния они неред­ко тре­бу­ют зна­ния реа­лий, рас­по­зна­ва­ния аллю­зий, часто осно­ва­ны на игре слов, пере­вод кото­рой пред­став­ля­ет собой осо­бую задачу.

Вот пер­вый попав­ший­ся при­мер: одна кос­ме­ти­че­ская фир­ма пуб­ли­ку­ет рекла­му под заго­лов­ком Aldrig en dålig hårdag!, обыг­ры­вая устой­чи­вое соче­та­ние en dålig dag ’неудач­ный день’. Разу­ме­ет­ся, слó­ва hårdag не суще­ству­ет и не может суще­ство­вать ина­че как на слу­чай. Смысл это­го сло­га­на нетруд­но «вычис­лить» по кон­тек­сту: это нечто вро­де ’день, когда вы себя пло­хо чув­ству­е­те из-за непо­ряд­ка с воло­са­ми’. Хотя англий­ская иди­о­ма a bad hair day, кото­рая зна­чит про­сто-напро­сто ’неудач­ный день’, а пер­во­на­чаль­ный образ в ней стерт, теперь каль­ки­ро­ва­на, вся цели­ком, и, как кажет­ся, толь­ко в бук­валь­ном зна­че­нии (выра­же­ние en bra hårdag тоже не ред­кость), лек­си­ка­ли­за­ция тако­го, мяг­ко гово­ря, «спе­ци­фиц­ко­го», отно­ше­ния меж­ду сло­ва­ми hår и dag в язы­ке явно излиш­ня. Ины­ми сло­ва­ми, сло­во hårdag не нуж­но. Это пред­став­ля­ет­ся вполне оче­вид­ным, и одна­ко, если гово­рить все­рьез, этой оче­вид­но­сти не так-то про­сто дать пол­но­цен­ное обос­но­ва­ние: а поче­му, соб­ствен­но, не нуж­но? К это­му мы еще вер­нем­ся. Что же каса­ет­ся пере­во­да, то пере­ве­сти hårdag на рус­ский нель­зя (при том, что бук­валь­ный пере­вод англий­ской иди­о­мы «день пло­хих волос» встре­ча­ет­ся доволь­но часто): нуж­на какая-то заме­на или ком­пен­са­ция. Пере­вод окка­зи­о­наль­ных ком­по­зи­тов будет пред­ме­том отдель­но­го раз­го­во­ра. Пока же вер­нем­ся к вопро­су о том, что же такое несловарность.

Един­ствен­ное суще­ству­ю­щее опре­де­ле­ние тав­то­ло­гич­но: несло­вар­ные сло­ва – это сло­ва, кото­рые отсут­ству­ют в сло­ва­ре. При этом обыч­но име­ет­ся в виду лек­си­че­ская база какой-нибудь систе­мы машин­ной обра­бот­ки есте­ствен­но­го язы­ка. Меня же инте­ре­су­ет не фор­маль­ное отсут­ствие сло­ва в базе дан­ных, по какой бы то ни было при­чине, а самое поня­тие «несло­вар­но­сти» в его содер­жа­тель­ном аспек­те: поче­му лек­си­ко­граф может счесть то или иное сло­во­об­ра­зо­ва­ние не заслу­жи­ва­ю­щим вклю­че­ния в пол­ный сло­вар­ный список?

Ста­вя вопрос таким обра­зом, я при­знаю, что ого­вор­ка об отсут­ствии не то что обще­при­ня­то­го, но даже сколь­ко-нибудь внят­но­го опре­де­ле­ния, кото­рую я толь­ко что сде­лал, несколь­ко ущерб­на. Это все рав­но что ссыл­ка на авто­ри­тет, толь­ко с обрат­ным зна­ком. А у тех, кто чита­ют мои замет­ки, долж­но быть най­дут­ся свои сооб­ра­же­ния на этот счет. В част­но­сти, такие:

– Слож­ное сло­во не вклю­че­но в сло­варь, пото­му что оно вполне про­зрач­но. Сло­жив два и два, нетруд­но вычис­лить, что tegelbeklädd озна­ча­ет ’обли­цо­ван­ный кир­пи­чом’. Т.е. это, соб­ствен­но гово­ря, и не сло­во даже, а свер­ну­тое для ком­пакт­но­сти сло­во­со­че­та­ние beklädd med tegel, от кото­ро­го оно по зна­че­нию не отличается.

Одна­ко нетруд­но убе­дить­ся, что мно­же­ство слож­ных слов, пони­ма­ние кото­рых по сум­ме зна­че­ний их состав­ля­ю­щих не встре­ча­ет затруд­не­ний, вклю­че­ны в SAOL. Выхо­дит, что ака­де­ми­че­ский сло­варь непо­сле­до­ва­те­лен – или же «про­зрач­ность» нель­зя счи­тать кри­те­ри­ем несло­вар­но­сти. Да и само пред­став­ле­ние о выво­ди­мо­сти зна­че­ния цело­го из зна­че­ний его частей обман­чи­во. Так, skandaltaktik кажет­ся про­зрач­ным сло­во­сло­же­ни­ем – ’скан­даль­ная так­ти­ка, воз­му­ти­тель­ная так­ти­ка’, а меж­ду тем в ста­тье о без­об­ра­зи­ях, свя­зан­ных с лиде­ра­ми пар­тии Швед­ских демо­кра­тов, оно было упо­треб­ле­но в зна­че­нии ’так­ти­ка отво­да воз­му­ще­ния от вождей пар­тии’ (det att hantera skandaler), реа­ли­зуя совер­шен­но иную смыс­ло­вую связь меж­ду ком­по­нен­та­ми taktik и skandal, неже­ли та, что пред­став­ля­ет­ся есте­ствен­ной и един­ствен­ной. Воз­мож­но так­же упо­треб­ле­ние в смыс­ле ’эпа­таж­ная так­ти­ка’ (для само­ре­кла­мы). Оче­вид­но, что нев­клю­че­ние это­го сло­ва в сло­варь нель­зя объ­яс­нить про­зрач­но­стью его значения.

При­ве­ду еще при­мер. При­ла­га­тель­ное oljestinn носи­тель швед­ско­го язы­ка в первую оче­редь и, воз­мож­но, все­гда свя­зы­ва­ет с иде­ей чрез­мер­но­го и неза­слу­жен­но­го богат­ства бла­го­да­ря обла­да­нию источ­ни­ка­ми неф­ти – что-то вро­де ’раз­жи­рев­ший от неф­ти’: oljestinna ekonomier, oljestinn shejk и т.п. Меж­ду тем встре­ча­ют­ся, и не так уж ред­ко, кон­тек­сты типа oljestinna veten, frukter; oljestinn sand и даже oljestinna jeans, в кото­рых реа­ли­зу­ет­ся не отно­ше­ние ’бога­тый за счет неф­ти’, а ’с боль­шим содер­жа­ни­ем масел’, ’неф­те­со­дер­жа­щий’ и ’про­пи­тан­ный мас­лом, про­мас­лен­ный’ соот­вет­ствен­но. Вот вам и «про­зрач­ность»!

Отме­чу уже сей­час, что утвер­жде­ние, буд­то ком­по­зит и сло­во­со­че­та­ние, кото­ро­му он ста­вит­ся в соот­вет­ствие, не отли­ча­ют­ся по зна­че­нию, упус­ка­ет из виду едва ли не самый важ­ный аспект швед­ско­го сло­во­сло­же­ния. Вер­но, конеч­но, что en fasad beklädd med tegel и en tegelbeklädd fasad отра­жа­ют одно и то же поло­же­ние дел. Одна­ко пер­вое – это чисто опи­са­тель­ное, кон­ста­ти­ру­ю­щее выра­же­ние (’фасад, обли­цо­ван­ный кир­пи­чом’), тогда как вто­рое – кате­го­ри­зи­ру­ю­щее, обо­зна­ча­ю­щее тип или род объ­ек­та (по-рус­ски так, к сожа­ле­нию, не ска­жешь: кир­пич­но­об­ли­цо­ван­ный; бли­жай­ший, по-види­мо­му, пере­вод – это ’фасад из обли­цо­воч­но­го кир­пи­ча’). Кате­го­ри­за­ция путем сло­во­сло­же­ния может быть обу­слов­ле­на сию­ми­нут­ной потреб­но­стью кон­тек­ста, т.е. быть окка­зи­о­наль­ной, но может и кон­вен­ци­о­на­ли­зи­ро­вать­ся, вплоть до «при­ня­тия» ком­по­зи­та в сло­варь. Одна­ко в любом слу­чае с ней может быть свя­зан целый ком­плекс пред­став­ле­ний, кото­рые не акту­а­ли­зу­ют­ся сво­бод­ным сло­во­со­че­та­ни­ем, напри­мер, об эсте­ти­че­ских свой­ствах и каче­стве кон­струк­ции, как в при­ве­ден­ном примере.

– Слож­ное сло­во не вклю­че­но в сло­варь, пото­му что оно ред­ко встре­ча­ет­ся, вро­де rubrikmiss, пред­став­ля­ет собой автор­скую выдум­ку одно­ра­зо­во­го поль­зо­ва­ния, напо­до­бие höstmutter, либо обо­зна­ча­ет нечто суще­ству­ю­щее вре­мен­но, пре­хо­дя­щее, как напри­мер, elcykelpremie.

Каки­ми бы реле­вант­ны­ми ни каза­лись эти сооб­ра­же­ния, они в конеч­ном сче­те тоже не явля­ют­ся убе­ди­тель­ны­ми кри­те­ри­я­ми несловарности.

Кри­те­рий упо­тре­би­тель­но­сти, – во вся­ком слу­чае, пони­ма­е­мый ста­ти­сти­че­ски, как частот­ность, – стро­го гово­ря, вооб­ще нере­ле­ван­тен. В пол­ный спи­сок сло­вар­но­го соста­ва язы­ка, каким по жан­ру явля­ет­ся SAOL, долж­но вхо­дить всё – всё, про что мож­но ска­зать «такое сло­во в язы­ке есть», даже если его встре­ча­е­мость чрез­вы­чай­но мала. SAOL вклю­ча­ет мно­же­ство ред­ко встре­ча­ю­щих­ся слов – и имен­но слов обще­го язы­ка, а не спе­ци­аль­ных тер­ми­нов. Напри­мер, уже упо­ми­нав­ше­е­ся в одной из моих ста­тей на эту тему сло­во skandalunge ’нарож­да­ю­щий­ся скан­дал, заро­дыш скан­да­ла, скан­даль­чик’. Поиск в Гуг­ле выда­ет поряд­ка трех­сот его упо­треб­ле­ний – весь­ма низ­кий пока­за­тель. Rubrikmiss ’какой-либо про­мах, ляп­сус в заго­лов­ке газет­ной ста­тьи’ 1), – сло­во, тоже не явля­ю­ще­е­ся тер­ми­ном и, надо пола­гать, без затруд­не­ний узна­ва­е­мое носи­те­ля­ми язы­ка, – име­ет частот­ность при­мер­но того же поряд­ка, но в SAOL’e отсут­ству­ет. Нет в нем и очень мно­гих слов, встре­ча­ю­щих­ся во мно­го раз чаще, таких, напри­мер, как skolskytt букв. школь­ный стре­лок’ (т.е. чело­век, устро­ив­ший бой­ню в шко­ле), встре­ча­е­мость кото­ро­го раз в два­дцать выше, чем skandalunge 2).

Сло­во drömjobb, что-то вро­де ’рабо­та, о кото­рой мож­но меч­тать; иде­аль­ная, желан­ная рабо­та’ – сло­вар­ное, т.е. учте­но в SAOL’e, и инту­и­ция под­ска­зы­ва­ет, что оно совсем не ред­кость: кажет­ся, что оно нам попа­да­ет­ся доволь­но часто. А меж­ду тем его встре­ча­е­мость – частот­ность – не пре­вы­ша­ет 1,7 на мил­ли­он слов 3). Мно­го это или мало? Сло­варь, во вся­ком слу­чае, при­зна­ет за ним лек­си­ко­гра­фи­че­скую цен­ность. А вот слож­ное сло­во drömchef при­зна­ет­ся окка­зи­о­наль­ным и в сло­варь не вклю­ча­ет­ся. Может быть пото­му, что его частот­ность во мно­го десят­ков раз ниже, чем у drömjobb? Но в таком слу­чае это чисто меха­ни­сти­че­ское объ­яс­не­ние: в SAOL’e мно­же­ство слов, частот­ность кото­рых еще намно­го меньше.

Где же может про­хо­дить гра­ни­ца меж­ду сло­вар­но­стью и несло­вар­но­стью с точ­ки зре­ния ста­ти­сти­ки? Оче­вид­но, что ста­ти­сти­ка здесь от лука­во­го. Что счи­тать «высо­кой», а что «низ­кой» частот­но­стью – настоль­ко низ­кой, что это исклю­ча­ет вклю­че­ние сло­ва в сло­варь? Понят­но, что такую гра­ни­цу мож­но про­ве­сти лишь услов­но, ска­жем, при­няв частот­ность в одно упо­треб­ле­ние на мил­ли­он слов за чер­ту отсеч­ки. Но это как раз и будет чисто меха­ни­че­ским кри­те­ри­ем, посколь­ку за этой «чер­той осед­ло­сти» ока­жут­ся и такие сло­ва, чья лек­си­ко­гра­фи­че­ская (или, может быть, луч­ше ска­зать дис­кур­сив­ная) цен­ность мно­го выше и отнюдь не про­пор­ци­о­наль­на их частот­но­сти. Напри­мер, сло­во impuls не кажет­ся ред­ким или узко­спе­ци­аль­ным. Его нель­зя исклю­чить из сло­ва­ря, а меж­ду тем его фак­ти­че­ская частот­ность чуть ли не мень­ше еди­ни­цы на мил­ли­он. Не гово­ря уже об impulshandling, частот­ность кото­ро­го еще при­мер­но в 13 раз ниже, но кото­ро­му SAOL не отка­зы­ва­ет в пра­ве на суще­ство­ва­ние – и с пол­ным осно­ва­ни­ем: его «узна­ва­е­мость» носи­те­ля­ми швед­ско­го язы­ка или, если угод­но, неслу­чай­ность, бесспорна.

Таким обра­зом, мож­но заклю­чить, что сло­вар­ность ком­по­зи­та – явля­ет­ся дан­ная лек­си­че­ская еди­ни­ца ”закон­ным” сло­вом язы­ка или не явля­ет­ся?– опре­де­ля­ет­ся не его частот­но­стью, а каки­ми-то дру­ги­ми, более глу­бо­ки­ми кри­те­ри­я­ми. Этим, конеч­но, я не отри­цаю того фак­та, что упо­тре­би­тель­ность сло­ва и его пра­во на посто­ян­ную про­пис­ку в язы­ке как-то соот­но­сят­ся, но соот­но­сят­ся они в таком слу­чае весь­ма слож­ным и дале­ко еще не ясным образом.

Об автор­ских сло­во­сло­же­ни­ях, име­ю­щих харак­тер игры слов, вро­де упо­мя­ну­то­го сло­веч­ка höstmutter, дей­стви­тель­но мож­но утвер­ждать, что у них нет шан­сов вой­ти в сло­варь. Это в пол­ном смыс­ле сло­вá одно­ра­зо­во­го поль­зо­ва­ния, ни в какой мере не вос­тре­бо­ван­ные за пре­де­ла­ми бли­жай­ше­го автор­ско­го кон­тек­ста, в кото­ром – и толь­ко в нем – они выпол­ня­ют поэ­ти­че­скую функ­цию 4). Меж­ду ком­по­нен­та­ми это­го сло­во­сло­же­ния höst ’осень’ и mutter, что по-швед­ски может зна­чить ’бор­мо­та­ние’ или ’гай­ка’, нет ника­кой есте­ствен­ной – кон­вен­ци­он­ной – свя­зи, и оно не име­ет и не может иметь смыс­ла вне дан­но­го тек­ста. Оно встре­ти­лось в неболь­шой раз­вле­ка­тель­ной замет­ке в жан­ре стё­ба (по-швед­ски я бы ска­зал ”kåseri”, но, увы, не под­бе­ру доста­точ­но точ­но­го рус­ско­го экви­ва­лен­та), где оно обыг­ры­ва­ет­ся в трех раз­лич­ных кон­текстах. Из нее выяс­ня­ет­ся, что дело про­ис­хо­дит осе­нью, что речь идет о поте­рян­ной гай­ке от вело­си­пе­да, что один из надо­еда­ю­щих авто­ру сосе­дей что-то бор­мо­чет, т.е. muttrar, и, нако­нец, что ока­зав­ша­я­ся рядом немец­кая турист­ка бол­та­ет по теле­фо­ну со сво­ей Mutter. Этот при­мер, конеч­но, бес­спор­ный слу­чай несло­вар­но­сти, посколь­ку никто, кро­ме само­го авто­ра, не может сде­лать это сло­во сво­им. Но для нас такие при­ме­ры инте­рес­ны, во-пер­вых, тем, что такие сло­во­упо­треб­ле­ния по суще­ству непе­ре­во­ди­мы и, как и в слу­чае с hårdag, не могут быть вос­про­из­ве­де­ны по-рус­ски ина­че, чем при помо­щи ком­пен­са­ции, т.е. пере­пи­сы­ва­ния. В рус­ском язы­ке сло­во гай­ка не может зна­чить ни ’бур­ча­ние’, ни ’мама’. Так что нон­сенс вро­де «Осен­няя гай­ка» в пере­во­де не подой­дет. Тут нуж­на, как мини­мум изоб­ре­та­тель­ность Щеп­ки­ной-Купер­ник, Дему­ро­вой или Захо­де­ра, что­бы спра­вить­ся с такой стра­ной чудес. Может быть, заме­нить надо­ед­ли­во­го сосе­да попу­га­ем по име­ни Гай (умень­ши­тель­но – Гай­ка), а немец­кую турист­ку япон­цем, декла­ми­ру­ю­щим хай­ку. Прин­цип, одна­ко, оста­нет­ся тем же: калам­бур­ный под­бор слов, никак не свя­зан­ных по зна­че­нию, но оди­на­ко­вых или очень близ­ких по зву­ча­нию 5).

Во-вто­рых, и это прин­ци­пи­аль­но важ­но, любое окка­зи­о­наль­ное сло­во­сло­же­ние, при­об­рет­шее впо­след­ствии ста­тус при­знан­ной еди­ни­цы язы­ка, тоже ведь было кем-то пер­во­на­чаль­но при­ду­ма­но, было автор­ским. Но совер­шен­но по-дру­го­му. Оно при самом сво­ем зарож­де­нии не замы­ка­лось на игру с язы­ком, не было ори­ен­ти­ро­ва­но на то, что Р. Якоб­сон назы­вал «поэ­ти­че­ской функ­ци­ей язы­ка», а отра­жа­ло некое соци­аль­но зна­чи­мое – пусть толь­ко еще начи­на­ю­щее осо­зна­вать­ся – явле­ние дей­стви­тель­но­сти. Сошлюсь для при­ме­ра на сло­во bokstavsbarn, кото­рое, по исто­ри­че­ским мер­кам, появи­лось совсем недав­но, не более 20 лет назад. Этим сло­вом в нефор­маль­ных сти­лях речи могут назы­вать ребен­ка, у кото­ро­го диа­гно­сти­ро­ва­но какое-либо нерв­но-пси­хи­че­ское рас­строй­ство, обыч­но обо­зна­ча­е­мое акро­ни­мом вро­де ADHD, DAMP, MBD, HKD, AS и т.п. 6). В нем, одна­ко, с само­го его воз­ник­но­ве­ния не было ниче­го зага­доч­но­го или экзо­ти­че­ско­го: это было типич­ное для швед­ско­го язы­ка мето­ни­ми­че­ское свер­ты­ва­ние отно­ше­ния меж­ду осно­ва­ми bokstav и barn, смысл кото­ро­го с пол­ной ясно­стью выте­кал из мно­го­чис­лен­ных кон­тек­стов широ­ко обсуж­дав­шей­ся тогда соци­аль­но-меди­цин­ской темы. Bokstavs- в этом сло­во­сло­же­нии это имен­но мето­ним, заме­ща­ю­щий акро­ни­ми­че­ское обо­зна­че­ние какой-либо дис­функ­ции. Ни тогда, ни сей­час оно не вос­при­ни­ма­лось как сло­вес­ная игра с чита­те­лем 7). Вопрос, одна­ко, в том, чем было обу­слов­ле­но его «при­ня­тие в язык», в отли­чие от мно­гих дру­гих окка­зи­о­наль­ных ком­по­зи­тов, тоже не вызы­ва­ю­щих у носи­те­ля язы­ка ощу­ще­ния ано­маль­но­сти, но и не ста­но­вя­щих­ся «закон­ны­ми» сло­ва­ми 8).

Еще одним фак­то­ром несло­вар­но­сти слож­но­го сло­ва мож­но счесть «мимо­лет­ность» того, что им обо­зна­ча­ет­ся. Elcykelpremie ’суб­си­дия на покуп­ку элек­тро­ве­ло­си­пе­да’ – при­мер тако­го сло­ва. Его встре­ча­е­мость в текстах СМИ весь­ма высо­ка, но мож­но сомне­вать­ся, вой­дет ли оно в сло­варь, посколь­ку пра­ви­тель­ствен­ная про­грам­ма под­держ­ки эко­ло­ги­че­ски чисто­го элек­тро­транс­пор­та – а вме­сте с ней и потреб­ность в таком сло­ве – может закон­чить­ся, как толь­ко будет исчер­пан ее бюд­жет. Тем не менее, даже такой «оче­вид­ный» слу­чай несло­вар­но­сти не так уж оче­ви­ден. Это сло­во все же мог­ло бы попасть в сло­варь, несмот­ря на пре­хо­дя­щий харак­тер того, что им обо­зна­ча­ет­ся, так как подоб­но­го рода госу­дар­ствен­ное поощ­ри­тель­ное суб­си­ди­ро­ва­ние име­ет место и в ряде дру­гих евро­пей­ских стран, в силу чего дено­тат это­го сло­ва выхо­дит за огра­ни­чен­ные временны́е и гео­гра­фи­че­ские пределы.

– Слож­ное сло­во не вклю­че­но в сло­варь, пото­му что его про­сто-напро­сто не успе­ли вклю­чить: сло­варь не поспе­ва­ет за изме­не­ни­я­ми языка.

Конеч­но, такое вполне воз­мож­но. Напри­мер, сло­во fossilsamhälle в SAOL’e отсут­ству­ет, но есть все осно­ва­ния пола­гать, что в новых изда­ни­ях оно появит­ся. Оно удач­но закреп­ля­ет в ком­пакт­ной и образ­ной фор­ме важ­ный для обще­ства эко­ло­ги­че­ский кон­цепт и уже выгля­дит уко­ре­нен­ным в язы­ке. Одна­ко к пони­ма­нию несло­вар­но­сти нас такое тех­ни­че­ское отста­ва­ние сло­ва­ря от жиз­ни язы­ка нисколь­ко не приближает.

Не отри­цая роли всех упо­мя­ну­тых и мно­же­ства неупо­мя­ну­тых фак­то­ров, так или ина­че вли­я­ю­щих на при­зна­ние ново­об­ра­зо­ван­но­го ком­по­зи­та сло­вар­ным, я думаю, что суще­ству­ет толь­ко один прин­ци­пи­аль­ный или, если угод­но, фун­да­мен­таль­ный кри­те­рий, спо­соб­ный при­дать смысл и оправ­дать все осталь­ные. Новое сло­во­об­ра­зо­ва­ние долж­но быть вос­тре­бо­ва­но гово­ря­щи­ми для запол­не­ния ощу­ти­мой лаку­ны в их язы­ко­вой кар­тине мира. Это утвер­жде­ние выгля­дит три­ви­аль­ным, но, я наде­юсь, пере­ста­нет вос­при­ни­мать­ся тако­вым, если мы суме­ем при­дать ему пусть и не стро­гое, но хотя бы внят­ное поня­тий­ное содержание.

Вопрос о том, чтó суще­ству­ет в язы­ке – это вопрос онто­ло­ги­че­ский. Как имен­но про­ис­хо­дит онто­ло­ги­за­ция кон­цеп­та, сим­во­ли­зи­ру­е­мо­го слож­ным сло­вом, обра­зо­ван­ным «на слу­чай», я решать не берусь. Онто­ло­ги­че­ский ста­тус сло­ва – это труд­ней­шая и извеч­ная фило­соф­ская зада­ча, порож­да­ю­щая бес­ко­неч­ные спо­ры. По-види­мо­му, в про­цес­се, в резуль­та­те кото­ро­го сфор­ми­ро­ван­ная окка­зи­о­наль­ным ком­по­зи­том кате­го­рия может быть наде­ле­на само­сто­я­тель­ным суще­ство­ва­ни­ем, уже более не свя­зан­ным с поро­див­шим ее кон­крет­ным кон­тек­стом, участ­ву­ет вели­кое мно­же­ство фак­то­ров – те, что пере­чис­ле­ны выше, и мно­гие дру­гие. Инте­ре­су­ю­щих­ся я отсы­лаю к заме­ча­тель­ной рабо­те Яна Сван­лун­да (см. прим. 8). Для целей же этой ста­тьи – и отве­та на глав­ный вопрос: что есть «несло­вар­ность»? – важ­но то, о чем у нас уже шла речь в преды­ду­щем раз­де­ле на при­ме­ре слож­но­го при­ла­га­тель­но­го tegelbeklädd. А имен­но: порож­дая новую номи­на­цию, окка­зи­о­наль­ный ком­по­зит кате­го­ри­зи­ру­ет неко­то­рое ком­плекс­ное пред­став­ле­ние. В нем оно при­об­ре­та­ет цель­нооформ­лен­ность и, без­услов­но, не сво­дит­ся к про­стой сум­ме семан­ти­че­ских при­зна­ков. Цель­нооформ­лен­ность при­да­ет ему фор­му лек­си­че­ской еди­ни­цы. Одна­ко окка­зи­о­наль­ный ком­по­зит кон­стру­и­ру­ет лек­си­че­скую кате­го­рию лишь для дан­но­го слу­чая. Она не суще­ству­ет вне дан­но­го кон­тек­ста. Что­бы быть при­ня­той в каче­стве сло­вар­ной, нуж­но, что­бы она при­об­ре­ла онто­ло­ги­че­ский ста­тус. Ины­ми сло­ва­ми, нуж­но, что­бы эта кате­го­рия была при­зна­на как «суще­ству­ю­щая в мире», вне зави­си­мо­сти от гово­ря­ще­го субъ­ек­та. А это как раз и свя­за­но с ее «вос­тре­бо­ван­но­стью» язы­ко­вым кол­лек­ти­вом, о чем ска­за­но в нача­ле это­го раз­де­ла, и с теми мно­го­чис­лен­ны­ми фак­то­ра­ми, от кото­рых это зависит.

Мож­но ска­зать и по-дру­го­му: кон­цепт, скон­стру­и­ро­ван­ный окка­зи­о­наль­ным ком­по­зи­том, дол­жен авто­но­ми­зи­ро­вать­ся. Он дол­жен быть при­пи­сан само­му сло­ву, а не порож­да­ем ad hoc гово­ря­щим субъ­ек­том, «проч­но» закреп­лен за сло­вом и быть узна­ва­ем гово­ря­щи­ми вне раз­ных кон­тек­стов, т.е. имен­но как лек­си­че­ская еди­ни­ца сло­ва­ря. Обра­тим­ся еще раз к при­ме­ру hårdag, кото­ро­му это явно «не све­тит». Вопрос «поче­му?» будет при этом вопро­сом о том, какие имен­но фак­то­ры, какие при­чи­ны это­му пре­пят­ству­ют. Для каж­до­го кон­крет­но­го слу­чая их кон­стел­ля­ция может быть раз­лич­ной, каж­дый тре­бу­ет отдель­но­го рассмотрения.

Отно­ше­ние меж­ду hår и dag в тех кон­текстах, где появ­ля­ет­ся это «сло­во», свя­зы­ва­ет само­чув­ствие субъ­ек­та в дан­ный день с состо­я­ни­ем его волос (или при­чес­ки). Таким обра­зом, зна­че­ни­ем сло­ва hårdag ока­зы­ва­ет­ся ’день, каче­ство кото­ро­го с точ­ки зре­ния само­чув­ствия субъ­ек­та опре­де­ля­ет­ся состо­я­ни­ем его волос’. При этом лек­си­ка­ли­зу­ет­ся весь­ма спе­ци­фи­че­ский кон­цепт или «идея»: некий тип дня – но по при­зна­ку, никак не отде­ли­мо­му от субъ­ек­та и не под­да­ю­ще­му­ся онто­ло­ги­за­ции. Мы про­сто не можем клас­си­фи­ци­ро­вать дни по ощу­ще­ни­ям субъ­ек­та. Дни быва­ют длин­ные и корот­кие, свет­лые и пас­мур­ные, удач­ные и неудач­ные (и это все харак­те­ри­сти­ки, при­пи­сы­ва­е­мые нами само­му дню), но делить их на дни хоро­ших волос и дни пло­хих волос мы не можем. Мы не можем при­дать дню свой­ство быть ’пре­крас­но­вла­сым’ или ’дур­но­вла­сым’.

При каких усло­ви­ях мог­ла бы воз­ник­нуть потреб­ность в таком сло­ве? Толь­ко если бы про­стран­но опи­сан­ный выше смысл отно­ше­ния [hår ® dag] 9) кон­вен­ци­о­на­ли­зи­ро­вал­ся, т.е. стал бы авто­ном­но узна­ва­е­мым носи­те­ля­ми язы­ка в силу иди­о­ма­ти­за­ции, при­мер­но так, как ими узна­ва­ем смысл skandalunge. Но это послед­нее схва­ты­ва­ет посто­ян­но вос­про­из­во­ди­мый в поли­ти­ке и обще­ствен­ных отно­ше­ни­ях тип ситу­а­ций, име­ю­щих соци­аль­ное зна­че­ние. Тогда как hårdag ника­ко­го общезна­чи­мо­го кон­цеп­та не схва­ты­ва­ет, а лишь име­ну­ет ситу­а­цию при­ме­ни­тель­но к субъ­ек­ту в мето­ни­ми­че­ски и эллип­ти­че­ски свер­ну­том виде 10).

Еще при­мер. Поче­му слож­но­го при­ла­га­тель­но­го tegelbeklädd нет в сло­ва­ре? Ведь по сво­е­му кон­цеп­ту­аль­но­му содер­жа­нию оно вполне авто­ном­но: носи­те­лю язы­ка не нужен ника­кой кон­текст для его пони­ма­ния, ника­кое осо­бое праг­ма­ти­че­ское оправ­да­ние тако­го сло­во­упо­треб­ле­ния, и даже нено­си­тель без тру­да сло­жит два и два. Мож­но пред­по­ло­жить, что у язы­ко­во­го кол­лек­ти­ва отсут­ству­ет потреб­ность в таком сло­ве, несмот­ря на его авто­ном­ность в том смыс­ле, какой я при­даю здесь это­му тер­ми­ну. В самом деле, это отгла­голь­ное при­ла­га­тель­ное (или т.н. при­ча­стие II), обра­зу­е­мое стан­дарт­ным суф­фик­саль­ным спо­со­бом. Если уж на то пошло, то сло­варь дол­жен был бы содер­жать не его, а про­из­во­дя­щий гла­гол tegelbekläda. Одна­ко тако­го гла­го­ла тоже нет, и не толь­ко в сло­ва­ре, но он и вооб­ще нигде не встре­ча­ет­ся. Стро­го гово­ря, вовсе исклю­чить воз­мож­ность его окка­зи­о­наль­но­го появ­ле­ния нель­зя, но его искус­ствен­ная скон­стру­и­ро­ван­ность «на слу­чай» будет совер­шен­но оче­вид­на: труд­но себе пред­ста­вить, что­бы в общем язы­ке пона­до­бил­ся гла­гол со зна­че­ни­ем ’обли­цо­вы­вать кир­пи­чом’ (хотя в каком-нибудь узко­спе­ци­аль­ном стро­и­тель­ном сло­ва­ре, кото­рый отра­жал бы и про­фес­си­о­наль­ный жар­гон, такое сло­веч­ко мог­ло бы появить­ся). Ина­че гово­ря, кон­стру­и­ру­е­мая таким гла­го­лом кате­го­рия (нечто вро­де ’обкир­пи­чи­вать’) черес­чур спе­ци­фич­на – в отли­чие от кате­го­рии базо­во­го уров­ня, выра­жа­е­мой гла­го­лом bekläda и, соот­вет­ствен­но, при­ча­сти­ем beklädd в инте­ре­су­ю­щем нас зна­че­нии ’обши­тый, обли­цо­ван­ный’ и т.п. Что и под­во­дит нас к отве­ту на вопрос о при­чи­нах несло­вар­но­сти ком­по­зи­та tegelbeklädd, пред­став­ля­ю­ще­му­ся мне наи­бо­лее прав­до­по­доб­ным 11).

По спо­со­бу обра­зо­ва­ния он пред­став­ля­ет собой реа­ли­за­цию кон­струк­ции со вто­рым ком­по­нен­том -beklädd. Кон­струк­ция про­дук­тив­на и спо­соб­на порож­дать мно­же­ство реа­ли­за­ций c общим зна­че­ни­ем ’такой, поверх­ность кото­ро­го обло­же­на каким‑л. мате­ри­а­лом или покры­та порос­лью’. Bräd‑, fanér‑, papp‑, granit‑, marmor‑, plåt‑, tyg‑, läder‑, fjäder‑, hår‑, skog- -beklädd — все это воз­мож­ные пер­вые ком­по­нен­ты слож­ных слов, обра­зу­е­мых по этой моде­ли. В сущ­но­сти имен­но эту кон­струк­цию [NP täckmaterial, utväxt + -beklädd] сле­до­ва­ло бы вклю­чить в сло­варь с над­ле­жа­щим тол­ко­ва­ни­ем. Такой тип сло­во­сло­же­ния в очень высо­кой сте­пе­ни сохра­ня­ет син­так­си­че­ский харак­тер (и, тем самым, бли­зость к сво­бод­но­му сло­во­со­че­та­нию), зада­вая, так ска­зать, общее и име­ю­щее вос­тре­бо­ван­ный кате­го­ри­аль­ный смысл пра­ви­ло соче­та­ния двух ком­по­нен­тов, суще­ству­ю­щих в сло­ва­ре как само­сто­я­тель­ные лек­си­че­ские еди­ни­цы. При этом в ста­тью -beklädd тол­ко­во­го швед­ско­го сло­ва­ря, поме­ща­е­мую на сво­ем алфа­вит­ном месте, мож­но было бы и не вклю­чать все мыс­ли­мые ком­би­на­ции с этим ком­по­нен­том, при­ве­дя лишь наи­бо­лее репре­зен­та­тив­ные. Дру­гое дело сло­варь дву­языч­ный, швед­ско-рус­ский. Здесь пере­вод отгла­голь­но­го ком­по­нен­та будет зави­сеть от того, каков семан­ти­че­ский класс пер­во­го чле­на слож­но­го сло­ва. В таком сло­ва­ре нуж­но, на мой взгляд, преду­смот­реть все такие вари­ан­ты: обтя­ну­тый тка­нью, кожей; обши­тый дос­ка­ми; обли­цо­ван­ный мра­мо­ром, гра­ни­том; оде­тый лесом; порос­ший воло­са­ми; покры­тый жестью и т.п. Это отве­ча­ло бы зада­чам пере­вод­но­го сло­ва­ря, облег­ча­ло бы жизнь носи­те­лю швед­ско­го язы­ка, пере­во­дя­ще­му на рус­ский или изу­ча­ю­ще­му его, и демон­стри­ро­ва­ло бы воз­мож­но­сти дан­ной сло­во­об­ра­зо­ва­тель­ной моде­ли. Ибо имен­но она, а не ее част­ные реа­ли­за­ции, несет общезна­чи­мое кон­цеп­ту­аль­ное содержание.

В свя­зи с этим отме­чу, что в сло­ва­ре швед­ско­го язы­ка сло­во­сло­же­ния, подоб­ные plåtbeklädd, hårbeklädd и skogbeklädd (эти три – и толь­ко они – поче­му-то вклю­че­ны в SAOL) не долж­ны были бы полу­чать ста­ту­са само­сто­я­тель­ных слов: они обра­зу­ют­ся по син­так­си­че­ско­му прин­ци­пу и не созда­ют ника­ко­го кон­цеп­ту­аль­но само­сто­я­тель­но­го содер­жа­ния по срав­не­нию с кон­струк­ци­ей 12), но лишь запол­ня­ют ее сво­бод­ную пози­цию («слот») кон­крет­ным лек­си­че­ским мате­ри­а­лом. Они не обо­зна­ча­ют какой-либо тип «обши­ва­ния» (’det att bekläda’), кото­ро­му в язы­ке потре­бо­ва­лась бы спе­ци­аль­ная номинация.

Окка­зи­о­наль­ный ком­по­зит, обра­зуя цель­нооформ­лен­ную лек­си­че­скую еди­ни­цу, кате­го­ри­зи­ру­ет и кон­цен­три­ру­ет в сво­ей внут­рен­ней фор­ме свод­ный ком­плекс пред­став­ле­ний о неко­то­ром пред­ме­те. Но эта кате­го­рия кон­стру­и­ру­ет­ся на слу­чай и дей­стви­тель­на толь­ко в дан­ном кон­тек­сте и при дан­ных обсто­я­тель­ствах. Конеч­но, при этом дости­га­ет­ся «сжа­тие» или «эко­но­мия» язы­ко­вых средств, о чем не пре­ми­нет упо­мя­нуть ни одно сочи­не­ние на тему о ком­по­зи­тах, но глав­ное-то состо­ит в дру­гом: в том, что созда­ет­ся содер­жа­тель­ная внут­рен­няя фор­ма, схва­ты­ва­ю­щая ситу­а­цию не опи­са­тель­ным путем, а сим­во­ли­зи­ру­ю­щим и по суще­ству твор­че­ским. Это, веро­ят­но, отно­сит­ся к любо­му сло­во­сло­же­нию тако­го рода: в нем в общем слу­чае есть эле­мент номи­на­ции некон­вен­ци­он­но­го содер­жа­ния, хотя и в очень неоди­на­ко­вой мере. Так, skandaltaktik, – неза­ви­си­мо от того, какой из трех воз­мож­ных смыс­лов реа­ли­зо­ван в кон­тек­сте кон­крет­но­го выска­зы­ва­ния, — созда­ет потен­ци­аль­но мно­го­ас­пект­ное пред­став­ле­ние о пове­де­нии субъ­ек­та в ситу­а­ции свя­зан­но­го с ним скан­да­ла, так ска­зать, гештальт ситуации.

Для того, что­бы окка­зи­о­наль­ное сло­во­сло­же­ние вошло в язык, то есть ста­ло пол­но­цен­ным сло­вар­ным сло­вом, озна­чен­ная им кате­го­рия долж­на онто­ло­ги­зи­ро­вать­ся, т.е. при­об­ре­сти неза­ви­си­мое от это­го кон­тек­ста суще­ство­ва­ние, и быть вос­тре­бо­ван­ной язы­ко­вым кол­лек­ти­вом в каче­стве гото­во­го лек­си­ка­ли­зо­ван­но­го кон­цеп­та. Пред­ва­ри­тель­но об этом уже ска­за­но, и теперь обра­тим­ся к при­ме­ру, кото­рый кон­кре­ти­зи­ру­ет для нас идею «вос­тре­бо­ван­но­сти». Думаю, что ника­кой объ­ек­тив­ной и фор­маль­но непод­ко­па­е­мой меры «вос­тре­бо­ван­но­сти» пред­ло­жить нель­зя, мож­но лишь сослать­ся на сте­пень уко­ре­нен­но­сти кон­цеп­та в обще­ствен­ном дис­кур­се. Ины­ми сло­ва­ми, на то, что его содер­жа­ние опре­де­ля­ет­ся не бли­жай­шим автор­ским кон­тек­стом и толь­ко им, а кон­тек­стом зна­чи­мых для обще­ства и став­ших обыч­ны­ми ситу­а­ций. Пока­за­те­лен в этом плане при­мер skolmassaker – сло­во, обо­зна­ча­ю­щее осо­бый «жанр» мас­со­во­го убий­ства, отли­ча­ю­щий­ся сво­ей спе­ци­фи­кой: про­фи­лем пре­ступ­ни­ка, обста­нов­кой совер­ше­ния пре­ступ­ле­ния, неиз­би­ра­тель­но­стью наси­лия, сбли­жа­ю­щей этот акт с тер­ро­риз­мом, спо­со­бом воору­же­ния и др. Это сло­во сво­дит целый ком­плекс пред­став­ле­ний о таких актах, повто­ря­ю­щих­ся ныне с удру­ча­ю­щей регу­ляр­но­стью во мно­гих стра­нах, в одну цель­нооформ­лен­ную лек­си­че­скую еди­ни­цу, и она вос­тре­бо­ва­на. Мож­но думать, что теперь, когда эта чума рас­про­стра­ни­лась во все­му миру, это сло­во вой­дет в сле­ду­ю­щее изда­ние SAOL’a. Там его пока еще нет, но оно уже учте­но в Wiktionary с крат­кой харак­те­ри­сти­кой кон­цеп­та: ’насиль­ствен­ное пре­ступ­ле­ние, обыч­но с при­ме­не­ни­ем огне­стрель­но­го ору­жия, совер­шен­ное в шко­ле, в осо­бен­но­сти нынеш­ним или преж­ним уче­ни­ком, и отли­ча­ю­ще­е­ся мно­же­ством жертв’. См. тж. ст. skolattack в швед­ской ”Вики­пе­дии».

При­ме­ни­тель­но к это­му при­ме­ру мож­но ска­зать, что в дан­ном слу­чае про­изо­шла иди­о­ма­ти­за­ция и оформ­ле­ние ново­го кон­цеп­та, и что такой ком­по­зит впра­ве пре­тен­до­вать на место в сло­ва­ре. Это сло­во не толь­ко вер­ба­ли­зу­ет и тем самым сим­во­ли­зи­ру­ет кон­цепт, для про­яс­не­ния кото­ро­го потре­бо­ва­лось бы про­стран­ное фено­ме­но­ло­ги­че­ское опи­са­ние, но при этом такой, кото­рый вос­тре­бо­ван язы­ко­вым кол­лек­ти­вом. Бла­го­да­ря это­му оно уже не может быть отне­се­но к раз­ря­ду лек­си­ко­гра­фи­че­ски «мало­цен­ных» (”mindre värdefulla” в доволь­но диф­фуз­ной тер­ми­но­ло­гии из всту­пи­тель­ной ста­тьи SAOL’a). И это отли­ча­ет его от мно­гих дру­гих окка­зи­о­наль­ных ком­по­зи­тов, – сло­во­сло­же­ний на слу­чай, – име­ю­щих смысл толь­ко в дан­ном кон­тек­сте, но не явля­ю­щих­ся номи­на­ци­я­ми по суще­ству. То есть не обо­зна­ча­ю­щи­ми ника­кой вос­тре­бо­ван­ной лек­си­че­ской кате­го­рии, обла­да­ю­щей ста­биль­ным авто­ном­ным существованием.

_______________________________

1)  Конеч­но, акту­аль­ные собы­тия, такие как недав­няя рез­ня в одной из школ во Фло­ри­де, могут вызвать всплеск упо­тре­би­тель­но­сти неко­то­рых тема­ти­че­ски важ­ных слов. Но даже с поправ­кой на это их частот­ность не ниже, чем у мно­гих слов, состо­я­щих на сло­вар­ном учете.

2)  Для иллю­стра­ции вот при­мер тако­го про­ма­ха из недав­них газет­ных сооб­ще­ний: Tiggare greps med sex miljoner kronor på sig. – Попро­шай­ка задер­жан с шестью мил­ли­о­на­ми крон. Задер­жан­ный ока­зал­ся вовсе не нищим ромом, как это не без неко­то­ро­го ксе­но­фоб­ства под­ра­зу­ме­ва­лось в этом и мно­же­стве дру­гих подоб­ных заго­лов­ков, а шве­дом, нико­гда в попро­шай­ни­че­стве не замеченным.

3)  По дан­ным кор­пу­са швед­ско­го язы­ка KORP.

4)  Я имею в виду, конеч­но, поэ­ти­ку, а не поэ­зию. Тако­го рода сло­веч­ки могут воз­ни­кать и в газет­ной про­зе, а не толь­ко в худо­же­ствен­ных текстах. В этой свя­зи часто гово­рят о твор­че­ском словоупотреблении.

5)  Тут я несколь­ко забе­жал впе­ред и тем ослож­нил, долж­но быть, струк­ту­ру ста­тьи. Пере­во­ду окка­зи­о­наль­ных ком­по­зи­тов я соби­ра­юсь посвя­тить заклю­чи­тель­ную ста­тью этой серии.

6)  Син­дром дефи­ци­та вни­ма­ния и гипе­р­ак­тив­но­сти; Дефи­цит вни­ма­ния, управ­ле­ния мото­ри­кой и вос­при­я­тия; Мини­маль­ная моз­го­вая дис­функ­ция; Гипер­ки­не­ти­че­ское рас­строй­ство; Син­дром Аспергера.

7)  Нель­зя исклю­чить, что эле­мент игры мож­но усмот­реть в этом сло­ве, т.е. двой­ной смысл, небук­валь­ное пони­ма­ние, выдви­га­ю­щее на пер­вый план иро­нию над сведé­ни­ем ребен­ка к объ­ек­ту пси­хи­ат­ри­че­ских клас­си­фи­ка­ций. Одна­ко оно по пре­иму­ще­ству име­ет бук­валь­ный смысл, ’ребе­нок с каким‑л. функ­ци­о­наль­ным рас­строй­ством, кото­рое при­ня­то обо­зна­чать бук­вен­ным сокра­ще­ни­ем’, и имен­но в этом смыс­ле оно вошло в язык, вполне воз­мож­но, из про­фес­си­о­наль­но­го жар­го­на меди­цин­ских и соци­аль­ных работников.

8)  Мне извест­на толь­ко одна рабо­та, иссле­ду­ю­щая вопрос об уко­ре­не­нии ново­об­ра­зо­ван­ных слож­ных слов в язы­ке, т.е. по сути вопрос о том, как и поче­му они ста­но­вят­ся сло­вар­ны­ми: Jan Svanlund. Lexikal etablering. En korpusundersökning av hur nya sammansättningar konventionaliseras och får sin betydelse. – Institutionen för nordiska språk, Stockholms universitet, Stockholm 2009. Это на ред­кость обсто­я­тель­ное и мето­до­ло­ги­че­ски образ­цо­вое иссле­до­ва­ние, и в нем, наря­ду с дру­ги­ми, подроб­но рас­смат­ри­ва­ет­ся исто­рия появ­ле­ния, семан­ти­че­ско­го раз­ви­тия и «при­ня­тия в язык» сло­ва bokstavsbarn. Подроб­ней­шим обра­зом рас­смот­ре­ны фак­то­ры его кон­вен­ци­о­на­ли­за­ции, такие, как узна­ва­е­мость носи­те­ля­ми язы­ка, упо­тре­би­тель­ность, рас­про­стра­нен­ность, закреп­лен­ность за сло­вом опре­де­лен­но­го зна­че­ния и кру­га упо­треб­ле­ний и мн. др. И тем не менее, исчис­ле­ние этих фак­то­ров – к кото­рым мож­но было бы доба­вить даже такие, как удо­бо­про­из­но­си­мость, ком­пакт­ность и неза­труд­нен­ная встра­и­ва­е­мость в син­так­сис цело­го выска­зы­ва­ния и т.п. – не дает прин­ци­пи­аль­но­го отве­та на мой глав­ный вопрос: что такое несло­вар­ность? Поче­му неко­то­рые окка­зи­о­наль­ные сло­во­сло­же­ния при­ни­ма­ют­ся язы­ком и пере­хо­дят в раз­ряд «закон­ных» лек­си­че­ских еди­ниц, тогда как дру­гие – их по-види­мо­му подав­ля­ю­щее боль­шин­ство – так и оста­ют­ся несло­вар­ны­ми? Попыт­ке пред­ло­жить такой ответ посвя­щен тре­тий раз­дел этой статьи.

9)  ® — сим­вол отношения.

10)  Речь идет не о воло­сах, а о состо­я­нии волос или о при­чес­ке, и не о дне как тако­вом, а о «каче­стве» это­го дня с точ­ки зре­ния субъ­ек­та, при­чем пре­ди­ка­тив­ные свя­зи меж­ду ними опу­ще­ны – эллиптизированы.

11)  Точ­нее было бы англий­ское plausible или швед­ское plausibel, но это один из бес­чис­лен­ных слу­ча­ев кон­цеп­ту­аль­ной несов­ме­сти­мо­сти язы­ков. Сколь­ко-нибудь точ­но­го рус­ско­го экви­ва­лен­та со зна­че­ни­ем ’такой, кото­рый мож­но счесть убе­ди­тель­ным на разум­ных осно­ва­ни­ях’ не существует.

12)  Сле­ду­ет еще раз ого­во­рить­ся, что и обра­зо­ва­ние ново­го кон­цеп­та не явля­ет­ся доста­точ­ным усло­ви­ем сло­вар­но­сти: он дол­жен полу­чить онто­ло­ги­че­ский ста­тус, т.е. быть наде­лен суще­ство­ва­ни­ем, отдель­ным от како­го-либо кон­крет­но­го кон­тек­ста (тре­бо­ва­ние авто­ном­но­сти), и быть вос­тре­бо­ван­ным язы­ко­вым кол­лек­ти­вом. Это опре­де­ля­ет­ся, по-види­мо­му, вне­язы­ко­вы­ми факторами.

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *