Кое-что о шведском словосложении

Про­дол­жа­ем раз­го­вор о швед­ских “несло­вар­ных сло­вах” – ком­по­зи­тах, – обра­зу­е­мых “на слу­чай”, ad hoc, не учи­ты­ва­е­мых сло­ва­рем, в боль­шей или мень­шей сте­пе­ни кон­тек­сту­аль­но зави­си­мых по смыс­лу (обыч­но – в бóль­шей), но при этом не вос­при­ни­ма­е­мых как неологизмы.

Наша спо­соб­ность нахо­дить смыс­ло­вое оправ­да­ние любо­му, даже само­му неле­по­му, соче­та­нию слов поис­ти­не без­гра­нич­на. При усло­вии, конеч­но, что при этом не нару­ше­на грам­ма­ти­ка¹⁾. Вспом­ним хотя бы зна­ме­ни­тую фра­зу Ноама Хом­ско­го Бес­цвет­ные зеле­ные идеи ярост­но спят: из пред­ло­жен­ных вари­ан­тов ее тол­ко­ва­ния мож­но соста­вить тол­стый том. Она вполне абсурд­на, но грам­ма­ти­че­ски без­уко­риз­нен­на. И наобо­рот. Этот же меха­низм поз­во­ля­ет нам согла­шать­ся с необыч­ны­ми тол­ко­ва­ни­я­ми самых обыч­ных выра­же­ний – тол­ко­ва­ни­я­ми, кото­рые выгля­дят неесте­ствен­но, неожи­дан­но или про­сто неле­по, но воз­мож­ность кото­рых не исклю­че­на. Взгля­ни­те на кар­тин­ку: гово­ря сидеть на сту­ле, я могу иметь в виду совсем не то, что баналь­но уза­ко­не­но обы­ден­ным словоупотреблением.

Не этой ли спо­соб­но­сти срод­ни поэ­ти­че­ский язык?

Но, пожа­луй, ни в чем эта наша спо­соб­ность – при­рож­ден­ная нам воля к кон­стру­и­ро­ва­нию смыс­ла – не про­яв­ля­ет­ся так ярко, как в швед­ском сло­во­сло­же­нии. Слож­ные сло­ва – ком­по­зи­ты – воз­ни­ка­ют в швед­ском на ходу, по мере необ­хо­ди­мо­сти и с лег­ко­стью необык­но­вен­ной, и при этом не вызы­ва­ют ника­ко­го недо­уме­ния, не вос­при­ни­ма­ют­ся в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве слу­ча­ев как автор­ские изыс­ки. Боль­ше поло­ви­ны из тех, что встре­ча­ют­ся в газет­ных текстах, отсут­ству­ют в сло­ва­ре и вооб­ще не име­ют ника­ких видов на посто­ян­ную про­пис­ку в языке.

Сло­веч­ки “на слу­чай” вро­де backglida или saxmordet – абсо­лют­но зауряд­ное явле­ние. Они не вызы­ва­ют ника­ко­го оттор­же­ния у носи­те­ля язы­ка, име­ют, как пра­ви­ло, фра­зо­вое соот­вет­ствие (‘соскаль­зы­вать одной лыжей назад при подъ­еме’ и ‘убий­ство нож­ни­ца­ми’ соот­вет­ствен­но), без тру­да “вычис­ля­ют­ся” адре­са­том сооб­ще­ния по кон­тек­сту или, как в слу­чае с “saxmordet”, бла­го­да­ря все­об­ще­му зна­ком­ству с обсто­я­тель­ства­ми дела, и по сво­ей функ­ции в тек­сте отли­ча­ют­ся от опи­са­тель­ных выра­же­ний, даже если они обо­зна­ча­ют “одно и то же”. В рус­ском язы­ке ниче­го это­го нет или почти нет. По-швед­ски не про­бле­ма обра­зо­вать такое, напри­мер, сло­во, как vindkvarn (как ни стран­но, в сло­ва­рях его нет), но по-рус­ски как-то язык не пово­ра­чи­ва­ет­ся ска­зать вет­ро­мель­ни­ца – при том, что вет­ро­дви­га­тель, вет­ро­аг­ре­гат и т.п. в нем суще­ству­ют. Здесь воз­ни­ка­ет мно­же­ство “поче­му?”, отве­тить на кото­рые я пока не берусь, но наде­юсь så småningom²⁾ пред­ло­жить кое-какие сооб­ра­же­ния в спе­ци­аль­ных ста­тьях на моем бло­ге Ord mot ord.

Ска­жу толь­ко, что швед­ская мор­фо­ло­гия поз­во­ля­ет соеди­нять что угод­но с чем угод­но. Пер­вым ком­по­нен­том слож­но­го сло­ва может быть осно­ва любой части речи, чаще все­го – суще­стви­тель­но­го, но и дру­гие не воз­бра­ня­ют­ся. Мало того, сни­ма­ют­ся и огра­ни­че­ния на зна­че­ния вхо­дя­щих в слож­ное сло­во основ. Сте­пень этой все­доз­во­лен­но­сти неве­ро­ят­на! Про­ил­лю­стри­рую это сле­ду­ю­щим экс­пе­ри­мен­том. Беру наугад – абсо­лют­но нао­бум лаза­ря! – два сло­ва, на кото­рые набрел глаз на пер­вой стра­ни­це газе­ты Expressen, skandal и skapelse, и спра­ши­ваю: а что будет, если их соеди­нить? Ока­зы­ва­ет­ся, мож­но. В швед­ских текстах интер­не­та это, с поз­во­ле­ния ска­зать, сло­во, skandalskapelse, встре­ча­ет­ся, и вовсе не как нео­ло­гизм. Разу­ме­ет­ся, это сто­про­цент­но несло­вар­ное сло­во. Тем не менее, смыс­ло­вое отно­ше­ние меж­ду дву­мя его частя­ми без тру­да уста­нав­ли­ва­ет­ся по кон­тек­сту и даже более того: бук­валь­ное сло­же­ние в этом слу­чае ока­зы­ва­ет­ся вполне есте­ствен­ным и умест­ным: скан­даль­ное тво­ре­ние или созда­ние (или, может быть, воз­му­ти­тель­ное). Кон­текст нетруд­но себе пред­ста­вить. Мож­но, напри­мер, пред­по­ло­жить, что речь идет о про­из­ве­де­нии живо­пи­си или лите­ра­ту­ры, вызвав­шем скан­дал. Исто­рия зна­ет мно­же­ство таких при­ме­ров. А может быть так ото­звал­ся жур­на­лист о каком-то изъ­еден­ном кор­руп­ци­ей про­ек­те, реа­ли­за­ция кото­ро­го вызва­ла воз­му­ще­ние прес­сы и обще­ствен­но­сти. В одном месте попа­лось: Jag är skandalskapelse – в кон­тек­сте, где автор счи­та­ет себя “до непри­ли­чия” неудач­ным типом, при­чем сло­во skandal упо­треб­ле­но им не в пря­мом зна­че­нии, а в смыс­ле ’нечто позор­ное или постыд­ное’. Есть, ста­ло быть, раз­ные спо­со­бы сиде­ния на стуле.

Но даже если бы это сло­во нигде не встре­ти­лось, ничто не пре­пят­ству­ет его окка­зи­о­наль­но­му появлению.

В ста­тье, кото­рой я начал эту тему, и в ком­мен­та­ри­ях к ней я уже при­во­дил при­ме­ры таких про­чте­ний слож­но­го сло­ва, кото­рые все­це­ло обу­слов­ле­ны кон­тек­стом: kabelskada в зна­че­нии ‘ущерб или трав­ма, при­чи­нен­ные кабе­лем’; skandaltaktik в зна­че­нии ‘так­ти­ка при­глу­ше­ния, зама­зы­ва­ния скан­да­ла’. Но все это срав­ни­тель­но лег­ко оправ­ды­ва­е­мые сло­во­сло­же­ния. При­ве­ду более “невоз­мож­ный” при­мер, для пущей нагляд­но­сти. Одна­ко и он – в соот­вет­ству­ю­щем кон­тек­сте – вос­при­ни­ма­ет­ся как совер­шен­но нор­маль­ное сло­во­упо­треб­ле­ние, не вызы­вая у носи­те­ля язы­ка ощу­ще­ния ненор­ма­тив­но­сти, автор­ской игры и т.п. Для это­го при­ме­ра я соеди­нил сло­ва björn и ord – “в обо­ем поряд­ке”, полу­чив björnord и ordbjörn соответственно.

Ни то, ни дру­гое нико­гда не вой­дут в сло­варь, но их появ­ле­ние в каком-то тек­сте может быть вполне оправ­дан­но и не вызо­вет ника­ко­го оттор­же­ния, мол, ишь, чего напри­ду­мы­вал. Если до это­го рас­ска­зы­ва­лась сказ­ка, в кото­рой мед­ведь дал сло­во охра­нять Крас­ную шапоч­ку, а сам про­дал­ся за бан­ку меда или про­сто забыл про свое обе­ща­ние, то появ­ле­ние сло­ва björnord в швед­ском тек­сте ничуть не исклю­ча­ет­ся. Оно будет иметь бук­валь­ный смысл, ‘сло­во, дан­ное мед­ве­дем’, но так­же и мето­ни­ми­че­ский, ‘мед­ве­жье сло­во’, т.е. такое сло­во, кото­рое свя­за­но с каки­ми-то сто­ро­на­ми “харак­те­ра” мед­ве­дя. Мето­ни­мия и эллип­тич­ность – опу­ще­ние свя­зу­ю­щих зве­ньев – колос­саль­но раз­ви­ты в швед­ском сло­во­сло­же­нии. Я взял этот при­мер абсо­лют­но наугад, как явно абсурд­ный. Меж­ду тем, поиск в интер­не­те обна­ру­жил несколь­ко таких упо­треб­ле­ний: одно в кон­тек­сте заня­тий в дет­ском саду, где björnord – это раз­ные отно­ся­щи­е­ся к мед­ве­дям сло­ва, кото­рые соби­ра­ют дети (“мед­ве­жьи сло­ва” вро­де мед, бер­ло­га и т.п.); дру­гое – где име­ет­ся в виду англий­ское сло­во bear, обо­зна­ча­ю­щее мед­ве­дя. Кста­ти, сло­ва, ска­зан­ные преж­де муд­рым мед­ве­дем, тоже могут быть упо­мя­ну­ты в даль­ней­шем как björnord. Опять, как видим, воз­мож­ны раз­ные спо­со­бы сиде­ния на сту­ле – кон­тек­сты, моти­ви­ру­ю­щие ту или иную связь меж­ду ком­по­нен­та­ми и, сле­до­ва­тель­но, то или иное про­чте­ние несло­вар­но­го слова.

Ну, а кажу­щий­ся совсем уже невоз­мож­ным ordbjörn – вот он: мед­ве­жо­нок, обу­ча­ю­щий детей сло­вам. Но и это не един­ствен­ный мыс­ли­мый кон­текст. Мож­но, напри­мер, пред­ста­вить себе кар­тин­ку, состав­лен­ную из слов, напо­до­бие гра­фи­че­ских поэз Воз­не­сен­ско­го, кото­рая изоб­ра­жа­ет медведя.

Все это воз­мож­но в швед­ском в силу того, что отно­ше­ния меж­ду дву­мя ком­по­нен­та­ми слож­но­го сло­ва опре­де­ля­ют­ся не мор­фо­ло­ги­ей и не сло­ва­рем, а праг­ма­ти­кой. На выяв­ле­ние смыс­ла это­го отно­ше­ния и дол­жен быть настро­ен пере­вод­чик, но это тема, заслу­жи­ва­ю­щая осо­бо­го рассмотрения.

Ну и в заклю­че­ние: а если бы был не мед­ведь, а кот? Как и в при­ве­ден­ном выше при­ме­ре про вет­ря­ную мель­ни­цу, обра­зо­вать ком­би­на­цию сло­во­мед­ведь по-рус­ски никак нель­зя, а вот сло­во­кот – мыс­ли­мо³⁾. Но даже в таком кон­тек­сте, какой зада­ет при­ве­ден­ная кар­тин­ка (заме­ни­те мыс­лен­но в швед­ском тек­сте мед­ве­дя котом, и по суще­ству ниче­го не изме­нит­ся: ordkatt ничуть не хуже, чем ordbjörn), сло­во­кот не будет ней­траль­ным сло­вом на слу­чай, в отли­чие от швед­ско­го, а будет неким нару­ше­ни­ем, явным игро­вым вывер­том. Чéм обу­слов­ле­но такое отли­чие в при­ро­де сло­во­сло­же­ния в этих двух язы­ках, еще пред­сто­ит выяс­нить. У меня есть одна гипо­те­за. Если сло­жит­ся (про­сти­те за непред­на­ме­рен­ный калам­бур), изло­жу ее здесь на блоге.

Преды­ду­щая ста­тья.

¹⁾  Впро­чем, в поэ­ти­че­ском язы­ке такие нару­ше­ния не ред­кость. См. об этом в моей ста­тье о поэ­ти­ке О. Ман­дель­шта­ма.

²⁾  Про­шу изви­нить. Это одно из тех выра­же­ний, подо­брать кото­ро­му точ­ное соот­вет­ствие не уда­ет­ся. Ни “посте­пен­но”, ни “со вре­ме­нем”, ни “рано или позд­но” и ника­кой дру­гой вари­ант пере­во­да, из чис­ла име­ю­щих­ся в сло­ва­ре, не кажет­ся мне вполне при­год­ным. А что бы пред­ло­жи­ли вы для это­го контекста?

³⁾  Поче­му? Это один из тех вопро­сов, отве­та на кото­рые я пока пред­ло­жить не могу.