Все отно­си­тель­но. Гово­рить об уни­каль­но­сти кон­цеп­та любо­го сло­ва мож­но лишь в отно­си­тель­ных тер­ми­нах. На шка­ле меж­ду край­ни­ми полю­са­ми – кажу­щим­ся пол­ным сов­па­де­ни­ем кон­цеп­тов сво­е­го и чужо­го сло­ва («интер­на­ци­о­на­лиз­мы») и пол­ным отсут­стви­ем соот­вет­ству­ю­ще­го кон­цеп­та в сво­ем язы­ке («без­эк­ви­ва­лент­ная лек­си­ка») – лож­ные дру­зья бли­же к пер­во­му типу. Как и интер­на­ци­о­на­лиз­мы, это когна­ты, име­ю­щие общую кон­цеп­ту­аль­ную осно­ву, но отли­ча­ю­щи­е­ся от них тем, что их кон­вен­ци­о­на­ли­зи­ро­ван­ные в двух язы­ках зна­че­ния разо­шлись. Вот лишь один пока­за­тель­ный при­мер. Швед­ское сло­во dramaturg по фор­ме в точ­но­сти сов­па­да­ет с рус­ским дра­ма­тург, одна­ко рус­ское сло­во обо­зна­ча­ет авто­ра дра­ма­ти­че­ских про­из­ве­де­ний (по-швед­ски dramatiker), а швед­ское – зав­лит’а, заве­ду­ю­ще­го лите­ра­тур­ной частью театра.

Конеч­но, такие сло­ва не явля­ют­ся дру­зья­ми пере­вод­чи­ка, но не в том три­ви­аль­ном смыс­ле, что сход­ство фор­мы может вве­сти в заблуж­де­ние отно­си­тель­но сов­па­де­ния зна­че­ний, а в том, что их оче­вид­ная лож­ность меша­ет раз­гля­деть, что у таких пар слов – в силу их изна­чаль­но­го кон­цеп­ту­аль­но­го срод­ства – могут быть и, как пра­ви­ло, быва­ют упо­треб­ле­ния, в кото­рых они сов­па­да­ют по зна­че­нию. При­ме­ры я уже при­во­дил в преды­ду­щих ста­тьях. Здесь ука­жу толь­ко, что у рус­ско­го сло­ва, отли­ча­ю­ще­го­ся от швед­ско­го по зна­че­нию, но не по фор­ме, может раз­вить­ся и такое же зна­че­ние. И тогда «лож­ный друг» в соб­ствен­ном смыс­ле пере­ста­нет им быть. Взять хотя бы швед­ское сло­во annons. Это «лож­ный друг». Оно отно­сит­ся к объ­яв­ле­ни­ям в газе­тах и дру­гих медиа и его сло­вар­ный экви­ва­лент в швед­ско-рус­ском сло­ва­ре – это объ­яв­ле­ние, а не сход­ное с ним анонс. Послед­нее тол­ку­ет­ся как ’предуве­дом­ле­ние, опо­ве­ще­ние о пред­сто­я­щем собы­тии’ (пре­мье­ре спек­так­ля, пред­сто­я­щей лек­ции и т.п.). Одна­ко кон­цеп­ту­аль­ная связь annons’a и анонс’а оче­вид­на, и теперь у послед­не­го неред­ко встре­ча­ют­ся упо­треб­ле­ния, сход­ные со швед­ским, т.е. про­сто в зна­че­нии ’объ­яв­ле­ние’ (типа куп­лю-про­дам, ищу, даю уро­ки и т.п.). Это не зна­чит, конеч­но, что преж­ний лож­ный друг стал истин­ным – таких не быва­ет в прин­ци­пе, – но он пере­стал быть лож­ным дру­гом в узком смыс­ле это­го поня­тия, т.к. у его рус­ско­го когна­та раз­ви­лось и посте­пен­но кон­вен­ци­о­на­ли­зи­ро­ва­лось сход­ное зна­че­ние, моти­ви­ро­ван­ное исход­ной бли­зо­стью их концептов.

У этой меда­ли есть и обрат­ная сто­ро­на. Это пары слов, не явля­ю­щи­е­ся лож­ны­ми дру­зья­ми, но оче­вид­ное тож­де­ство кото­рых сби­ва­ет с тол­ку. Чужое сло­во цели­ком отож­деств­ля­ет­ся со сво­им, хотя у него могут быть упо­треб­ле­ния, не при­су­щие рус­ско­му когна­ту и оста­ю­щи­е­ся неузнан­ны­ми. Нагляд­ный при­мер пред­став­ля­ет пара pjäs – пье­са, чле­ны кото­рой без­услов­но сов­па­да­ют в зна­че­нии ’teaterstycke’, т.е. ’про­из­ве­де­ние для теат­ра’, но кото­рым совер­шен­но не исчер­пы­ва­ет­ся смыс­ло­вой потен­ци­ал швед­ско­го сло­ва. Т.к. в нем сохра­ня­ет­ся идея исход­но­го фран­цуз­ско­го pièce, т.е. ’ шту­ка, еди­ни­ца чего‑л.’, то оно спо­соб­но реа­ли­зо­вы­вать­ся и в таких зна­че­ни­ях, как ’артил­ле­рий­ское ору­дие’, ’шах­мат­ная фигу­ра’, ’деко­ра­тив­ный пред­мет’ и т.п., кото­рые отсут­ству­ют у «тако­го же» рус­ско­го сло­ва и о кото­рых носи­тель рус­ско­го язы­ка может и не запо­до­зрить. Истин­но лож­ный друг! 🙂 

Кар­ти­на будет непол­ной, если не оста­но­вить­ся немно­го подроб­ней на том клас­се слов, кото­рые все сплошь явля­ют­ся лож­ны­ми дру­зья­ми – не в бук­валь­ном смыс­ле, а пото­му, что нам кажет­ся, буд­то у них в рус­ском язы­ке есть оче­вид­ные экви­ва­лен­ты. Те, что сло­варь нам без­ого­во­роч­но и пред­ла­га­ет. Эта лек­си­ка, как я уже упо­мя­нул, состав­ля­ет бóль­шую часть сло­ва­ря, и пото­му и изу­ча­ю­ще­му язык, и тем более пере­вод­чи­ку нуж­на пол­ная ясность в этом вопро­се: за инвен­та­рем зна­че­ний (я бы даже ска­зал, часто­ко­лом – в осо­бен­но­сти, когда перед нами сло­ва с «вет­ви­стой» мого­знач­но­стью) он дол­жен раз­гля­деть, про­чув­ство­вать, «ухва­тить» идею сло­ва, его кон­цепт, его уни­каль­ную суть.

В каче­стве при­ме­ра я при­вел наре­чие, обра­зо­ван­ное от при­ла­га­тель­но­го rolig, кото­рое сло­варь пре­вра­ща­ет в ничем не огра­ни­чен­ный и вполне бес­свя­зый инвен­тарь ”зна­че­ний”, то есть част­ных пере­вод­че­ских реа­ли­за­ций кон­цеп­та ’ROLIG’, обу­слов­лен­ных праг­ма­ти­кой ситу­а­ции. Но име­ет смысл пока­зать, как выгля­дит сло­вар­ный «нев­по­пад» и на при­ме­ре имен суще­стви­тель­ных. Опять же не про­из­во­жу направ­лен­но­го отбо­ра, а беру то, что попа­лось под руку, т.к., с моей точ­ки зре­ния, зада­ча, постав­лен­ная восемь­де­сят лет назад Л.В. Щер­бой, – пока­зать насто­я­щую при­ро­ду ино­стран­но­го сло­ва, – тре­бу­ет пере­пи­сать весь сло­варь цели­ком, какое сло­во ни возь­мешь. Вот наугад:

snedsteg

Швед­ско-рус­ский Norstedts пред­ла­га­ет, что назы­ва­ет­ся, ничто­же сумняшеся:

исхо­дя при этом не из фак­ти­че­ских упо­треб­ле­ний и даже не из тол­ко­во­го сло­ва­ря швед­ско­го язы­ка, а бук­валь­но сле­дуя за пода­чей в швед­ско-англий­ском: «snedsteg s eg. side-step; bildl. se snedsprång». Одна­ко в бук­валь­ном зна­че­нии ’шаг в сто­ро­ну’ это сло­во по-види­мо­му вооб­ще не упо­треб­ля­ет­ся. Мне, во вся­ком слу­чае, не уда­лось най­ти таких при­ме­ров, а тол­ко­вый сло­варь ука­зы­ва­ет толь­ко пере­нос­ное упо­треб­ле­ние: ’enstaka avvikelse från vad som är lagligt eller moraliskt’ (т.е. ‘еди­нич­ный слу­чай предо­су­ди­тель­но­го пове­де­ния’). Поэто­му отсыл­ка к ста­тье snedsprång, во-пер­вых, излиш­ня, а, во-вто­рых, без­гра­мот­на. Ни одно­го из при­ве­ден­ных в ней двух зна­че­ний у сло­ва snedsteg нет. Что же каса­ет­ся ‘любов­ной изме­ны’, то его можо упо­тре­бить в этом смыс­ле – но и во мно­гих дру­гих, что цели­ком опре­де­ля­ет­ся харак­те­ром опи­сы­ва­е­мой ситу­а­ции и тем, как она пред­став­ля­ет­ся гово­ря­ще­му. С таким же успе­хом в чис­ло зна­че­ний snedsteg мож­но было бы вклю­чить мимо­лет­ное увле­че­ние, невер­ность и т.п. А в швед­ско-рус­ском кор­пу­се Glosbe сре­ди вари­ан­тов пере­во­да (как этой же частью речи, так и путем гла­голь­но­го пере­фра­зи­ро­ва­ния) встре­ча­ют­ся оплош­ность, ошиб­ка, про­мах, лож­ный шаг, про­кол, некра­си­вый посту­пок, про­счет, ляп, осту­пить­ся, ляп­сус, спо­ты­ка­ние … Вау!

Остав­ляя в сто­роне про­сче­ты швед­ско-рус­ско­го сло­ва­ря, зада­дим­ся вопро­сом: что мог­ло к это­му при­ве­сти? Ответ в том, что у это­го «про­сто­го и понят­но­го» швед­ско­го сло­ва нет «оче­вид­но­го» соот­вет­ствия в рус­ском язы­ке, нет кон­цеп­ту­аль­но близ­ко­го экви­ва­лен­та. Бли­жай­шим по сво­ей идее (но, конеч­но, не тож­де­ствен­ным) явля­ет­ся, веро­ят­но, гла­гол осту­пить­ся, тол­ку­е­мый так: ’совер­шить небла­го­вид­ный посту­пок, ошиб­ку в жиз­ни’. Но у нас нет, увы, соот­вет­ству­ю­ще­го отгла­голь­но­го суще­стви­тель­но­го. Поэто­му в сло­ва­ре долж­на была бы содер­жать­ся, в первую оче­редь, крат­кая «фор­му­ла кон­цеп­та», т.е. по воз­мож­но­сти внят­ный, инту­и­тив­но удо­вле­тво­ри­тель­ный образ сло­ва. Может быть, в такой подаче:

snedsteg {толь­ко перен.}

‹общ., журн.› ’лож­ный шаг ”по жизни” ’

1. moralisk avvikelse про­сту­пок, небла­го­вид­ный поступок;

2. fel i livet ошиб­ка, лож­ный шаг, лож­ный выбор;

3. utan uppsåt оплош­ность, про­мах, про­счет; тж. пара­фра­зы с гла­го­ла­ми осту­пить­ся, споткнуться;

…

и т.д. (Обя­за­тель­ны тж. при­ме­ры фак­ти­че­ско­го употребления).

Это, конеч­но, толь­ко ске­лет­ная схе­ма, нисколь­ко не пре­тен­ду­ю­щая на без­уко­ри­зен­ную точ­ность и пол­но­ту. Для это­го пона­до­бил­ся бы обшир­ный и глу­бо­кий ана­лиз. Она лишь при­зва­на про­ил­лю­стри­ро­вать, во-пер­вых, мой тезис о фак­ти­че­ской «без­эк­ви­ва­лент­но­сти» вся­ко­го чужо­го сло­ва (на кон­цеп­ту­аль­ном уровне), и, во-вто­рых, что его «насто­я­щая при­ро­да» все же может быть выяв­ле­на и «наве­я­на» на поль­зо­ва­те­ля. Разу­ме­ет­ся, пунк­ты 1., 2, 3. выше – это не зна­че­ния, а неко­то­рые «узло­вые» реа­ли­за­ции кон­цеп­та при­ме­ни­тель­но к ситу­а­ци­ям того или ино­го типа, в каж­дой из кото­рых акту­а­ли­зу­ет­ся какая-то одна сто­ро­на кон­цеп­та: мораль­ный аспект, экзи­стен­ци­аль­ный, непред­на­ме­рен­ность и т.п.

Так как мое изло­же­ние уже непо­мер­но затя­ну­лось, то при­ве­ду для пущей нагляд­но­сти еще толь­ко один при­мер. Мне пона­до­би­лось пере­дать в пере­во­де сло­во tillhygge, и я запнул­ся. Хотя инту­и­тив­но я «знаю», что это такое. Загля­ды­ваю в сло­варь, а там

и ничто из это­го реши­тель­но не под­хо­дит. Хочет­ся доба­вить: «как обыч­но!», но моя цель – не в кри­ти­ке имен­но это­го сло­ва­ря, а в кри­ти­ке дву­языч­но­го сло­ва­ря тра­ди­ци­он­но­го типа ¹⁾. Это еще один выдер­ну­тый наугад слу­чай отсут­ствия в рус­ском язы­ке «оче­вид­но­го» экви­ва­лен­та у сло­ва, кото­рое, каза­лось бы, долж­но его иметь. Это ведь не какая-то экзо­ти­че­ская реа­лия или кон­цепт, кото­ро­го в прин­ци­пе не может быть в язы­ко­вом созна­нии носи­те­ля рус­ско­го язы­ка. И тем не менее близ­ко­го к нему рус­ско­го лек­си­ка­ли­зо­ван­но­го кон­цеп­та у него нет. И это не слу­чай­ная лаку­на, а мас­со­вое явле­ние в «отно­ше­ни­ях» меж­ду язы­ка­ми. Это и при­во­дит к неточ­но­стям и к тому, что сло­вар­ная стать­ся про­хо­дит мимо сущ­но­сти сло­ва. За нее выда­ет­ся пер­вое, «глав­ное» зна­че­ние ’ору­жие’. Но ведь это и есть лож­ное тож­де­ство. В самом деле, если tilhygge это ору­жие, то что тогда такое vapen? И если это ору­дие, то в чем отли­чие tillhygge от redskap или verktyg? Зачем язы­ку такая избыточность?

Конеч­но же, ника­кой избы­точ­но­сти нет. По сво­ей идее tillhygge это не ’ору­жие’, так как у исполь­зу­е­мо­го как tillhygge пред­ме­та нет такой спе­ци­аль­ной функ­ции, а может быть и вооб­ще ника­кой – это то, что попа­лось под руку. Ска­жем, камень. Спра­ши­ва­ет­ся, како­ва функ­ция кам­ня? Это и не ’ору­дие’, так как ору­дие тоже име­ет неслу­чай­ное пред­на­зна­че­ние. Что же это? – Под­руч­ное сред­ство. Имен­но так, кста­ти ска­зать, это и опре­де­ле­но в тол­ко­вом сло­ва­ре швед­ско­го язы­ка: ’föremål som man (hastigt) griper till för att slå med i brist på eg. vapen’ (т.е. ‘пер­вый попав­ший­ся под руку пред­мет для нане­се­ния уда­ра, когда нет ника­ко­го оружия’).

Опять-таки в швед­ско-рус­ском сло­ва­ре сле­до­ва­ло бы сна­ча­ла опи­сать кон­цепт, так что­бы поль­зо­ва­те­лю стал поня­тен истин­ный смысл чужо­го сло­ва. Может быть,

tillhygge

’под­руч­ное сред­ство, исполь­у­е­мое для нане­се­ния уда­ра при напа­де­нии или защите’

после чего уже пред­ло­жить поль­зо­ва­те­лю неко­то­рые кон­крет­ные реа­ли­за­ции кон­цеп­та, в том чис­ле, и в пере­нос­ном зна­че­нии. Послед­нее, впро­чем, никак не может быть пред­став­ле­но сло­вом аргу­мент. Аргу­мент – не под­руч­ное сред­ство, а вполне, так ска­зать, целе­со­об­раз­ное и «закон­ное». Его не под­ста­вишь в пере­вод при­ме­ра, при­во­ди­мо­го в тол­ко­вом сло­ва­ре: han använde alltid moralen som tillhygge (пере­вод см. при ст. tillhygge в раз­де­ле «Допол­не­ния к сло­ва­рю» на моем бло­ге). Здесь име­ет­ся в виду не аргу­мен­та­ция, а дема­го­гия, не мораль, а мора­ли­зи­ро­ва­ние. Пере­во­дить нуж­но в зави­си­мо­сти от праг­ма­ти­ки ситу­а­ции. В дан­ном слу­чае tillhygge – это по суще­ству нечест­ное сред­ство борь­бы, запре­щен­ный при­ем, и при пере­во­де при­дет­ся так или ина­че пере­фра­зи­ро­вать швед­ский текст в соот­вет­ствии с этим и с исполь­зо­ва­ни­ем таких выра­же­ний как мора­ли­за­тор­ство, мораль­ное наси­лие, дема­го­гия, то есть с изме­не­ни­ем и син­так­си­са, и лек­си­че­ско­го соста­ва оригинала –

пере­во­дя не сло­ва, а смысл.

И на этом я закон­чу эту серию ста­тей, повто­рив толь­ко еще раз ска­зан­ное в ста­тье «Допол­не­ние к допол­не­нию, или Об «идее» сло­ва». Про­фес­си­о­наль­ный пере­вод­чик – и, разу­ме­ет­ся, лек­си­ко­граф, – дол­жен быть посто­ян­но настро­ен на схва­ты­ва­ние идеи сло­ва. Пер­вый обыч­но инту­и­тив­но, вто­рой – тоже инту­тив­но, но и опи­ра­ясь на ана­лиз фак­ти­че­ских упо­треб­ле­ний. Толь­ко при таком схва­ты­ва­нии, то есть когда чужое сло­во про­чув­ство­ва­но как свое, все его сло­вар­ные зна­че­ния, – часто дале­ко отсто­я­щие друг от дру­га и прак­ти­че­ски несвяз­ные, а ино­гда даже про­ти­во­по­лож­ные,– при­об­ре­та­ют един­ство. А пере­вод­чик пони­ма­ет, на что спо­соб­но это сло­во в речи и может уве­рен­но най­ти под­хо­дя­щий и допу­сти­мый его иде­ей «экви­ва­лент» даже и в том слу­чае, когда он не преду­смот­рен в сло­ва­ре. Не навя­зы­вая чужим сло­вам лож­ных дружб.

К нача­лу серии.

¹⁾ И, спра­вед­ли­во­сти ради, надо ска­зать, что с точ­ки зре­ния сооб­ще­ния поль­зо­ва­те­лю идеи сло­ва швед­ско-рус­ский Norstedts часто быва­ет куда луч­ше, чем в этих примерах.