Итак, лож­ные дру­зья не так уж лож­ны. Ско­рее наобо­рот. Так как это когна­ты, то они кон­цеп­ту­аль­но близ­ки, даже если их зна­че­ния разо­шлись. В чем, как уже ска­за­но, нет ниче­го уди­ви­тель­но­го. Но даже и в этом слу­чае их сход­ство отнюдь не толь­ко внеш­нее: они сохра­ня­ют нечто общее в сво­ей идее, а в ряде дру­гих, «нецен­траль­ных», зна­че­ний могут и совпадать.

Любой мало-маль­ски опыт­ный пере­вод­чик зна­ет, что нель­зя дове­рять внеш­не­му сход­ству. С точ­ки зре­ния «труд­но­стей пере­во­да» зна­че­ние лож­ных дру­зей непо­мер­но пре­уве­ли­че­но. Куда опас­ней наив­ное дове­рие к тож­де­ствам, пред­ла­га­е­мым дву­языч­ным сло­ва­рем. В осо­бен­но­сти, меж­ду сло­ва­ми, фор­мы кото­рых лише­ны како­го бы то ни было сход­ства, но кото­рые «оче­вид­но» рав­но­знач­ны. Ска­жем швед­ское stark и рус­ское силь­ный. Т.е. когда суще­ству­ет уве­рен­ность, что у идеи (кон­цеп­та) чужо­го сло­ва есть точ­ное лек­си­че­ское соот­вет­ствие в рус­ском язы­ке; ина­че гово­ря, что это оче­вид­ные межъ­язы­ко­вые сино­ни­мы. Но это – лож­ная оче­вид­ность, а все такие ” про­зрач­ные” сло­ва чужо­го язы­ка как раз и ока­зы­ва­ют­ся лож­ны­ми дру­зья­ми, куда более ковар­ны­ми, чем те, к кото­рым обыч­но отно­сят этот тер­мин. С этой точ­ки зре­ния дву­языч­ный сло­варь на доб­рую поло­ви­ну ока­зы­ва­ет­ся сло­ва­рем лож­ных дру­зей. При­ве­ду для нагляд­но­сти несколь­ко при­ме­ров, начав с уже упо­мя­ну­то­го stark.

Каза­лось бы, равен­ство stark = силь­ный не вызы­ва­ет ника­ких сомне­ний. Дей­стви­тель­но, по сво­ей «внут­рен­ней ори­ен­та­ции», по сво­ей изби­ра­тель­ной направ­лен­но­сти на опре­де­лен­ный тип ситу­а­ций, эти сло­ва кажут­ся тож­де­ствен­ны­ми. Тем не менее, это тож­де­ство лож­но. Так, по-рус­ски мож­но ска­зать силь­ный пожар или, напри­мер, силь­ный пере­пад дав­ле­ния, силь­ный запой, но по-швед­ски не ска­жут stark brand, stark tryckskillnad, starkt periodsuppande ¹⁾. И наобо­рот, швед­ским stark is, starkt vin никак нель­зя поста­вить в соот­вет­ствие силь­ный лед или силь­ное вино, а нуж­но проч­ный лед, креп­кое вино. В силу таких несо­от­вет­ствий сло­варь вынуж­ден при­пи­сать швед­ско­му stark доб­рый деся­ток зна­че­ний. При­чем выра­жа­ют­ся они рус­ски­ми при­ла­га­тель­ны­ми, настоль­ко дале­ко отсто­я­щи­ми друг от дру­га, – напри­мер, силь­ный, креп­кий, с одной сто­ро­ны, и яркий, гром­кий, с дру­гой, – что поль­зо­ва­тель сло­ва­ря ока­зы­ва­ет­ся в недо­уме­нии: кáк все это (и мно­гое дру­гое) покры­ва­ет­ся одним и тем же швед­ским словом?

Исчис­ляя эти «зна­че­ния», то есть воз­мож­но­сти упо­треб­ле­ния швед­ско­го сло­ва в раз­ных ситу­а­ци­ях, сло­варь все рав­но не может ни преду­смот­реть их все, ни учесть твор­че­ские упо­треб­ле­ния, потен­ци­аль­ное допу­сти­мые иде­ей это­го сло­ва. Полу­ча­ет­ся раз­роз­нен­ный инвен­тарь, лиша­ю­щий сло­во вся­ко­го един­ства, раз­ма­зы­ва­ю­щий его по все­му лек­си­ко­ну. В самом деле, если взять весь спи­сок рус­ских при­ла­га­тель­ных, кото­рые ста­вят­ся в соот­вет­ствие швед­ско­му, и наобо­рот, весь спи­сок швед­ских, пере­во­дя­щих рус­ское силь­ный, то полу­чит­ся поло­ви­на сло­ва­ря. Истин­ная же сущ­ность сло­ва, его идея – все­гда уни­каль­ная! – оста­ет­ся невы­яв­лен­ной. Хоро­ший пере­вод­чик все­гда, осо­знан­но или инту­и­тив­но, настро­ен на схва­ты­ва­ние име­но идеи сло­ва, его кон­цеп­та. Без это­го нет и не может быть чув­ства язы­ка и насто­я­щей уве­рен­но­сти в том, что выбран­ный вари­ант пере­во­да этой идее не противоречит.

Про­шу изви­нить за длин­но­ты, но мне все еще не хочет­ся остав­лять этот при­мер. Сло­варь, повто­ряю, не рас­по­зна­ет в швед­ском сло­ве лож­но­го дру­га, утвер­ждая равен­ство stark = силь­ный, во вся­ком слу­чае, как самое пер­вое и глав­ное зна­че­ние. Но он не может объ­яс­нить нам, поче­му stark sprit нуж­но пере­во­дить не силь­ный спирт, а кон­цен­три­ро­ван­ный алко­голь или про­сто-напро­сто спирт­ной напи­ток, спирт­ное. При более при­сталь­ном рас­смот­ре­нии ока­зы­ва­ет­ся, что сло­варь бит­ком набит лож­ны­ми дру­зья­ми: кон­цеп­ты чужих слов отож­деств­ля­ют­ся с кон­цеп­та­ми сво­их (в силу явно­го сход­ства «основ­ных» зна­че­ний), тогда как они отнюдь не тож­де­ствен­ны. И совер­шен­но оче­вид­но, что stark НЕ зна­чит ни ’силь­ный’, ни ’креп­кий’, ни ’кон­цен­три­ро­ван­ный’, ни ’яркий’ и про­чая и про­чая, а лишь может упо­треб­лять­ся гово­ря­щи­ми в этих зна­че­ни­ях при опре­де­лен­ных усло­ви­ях и, конеч­но, не выхо­дя «за гра­ни­цы» кон­цеп­та сло­ва ²⁾.

Для stark най­ти фор­му­лу кон­цеп­та чрез­вы­чай­но труд­но, т.к. поле его упо­треб­ле­ний исклю­чи­тель­но широ­ко и гете­ро­ген­но. Но преж­де все­го пото­му, что он непо­сред­ствен­но свя­зан с телес­ным опы­том гово­ря­щих, он – пер­во­об­раз­ный, и пото­му, воз­мож­но, вооб­ще не под­да­ет­ся даль­ней­шей редук­ции, т.е. сведé­нию к чему-либо более про­сто­му. К чести тол­ко­во­го сло­ва­ря швед­ско­го язы­ка Norstedts на пер­вое место в нем выне­се­но имен­но это телес­ное зна­че­ние: ’som har stor muskelkraft om levande varelse el. (del av) kropp’ ³⁾, а все осталь­ные – пере­нос­ные, мета­фо­ри­че­ские – сло­варь стре­мит­ся свя­зать с ним, пыта­ясь удер­жать сло­во от рас­па­да, как это, увы, име­ет место в швед­ско-рус­ском сло­ва­ре. Конеч­но, это дале­ко еще не фор­му­ла кон­цеп­та. В част­но­сти, никак не отме­че­но, что stark может иметь в виду как спо­соб­ность ока­зы­вать силь­ное воз­дей­ствие на что-либо, так и спо­соб­ность выдер­жи­вать силь­ное воз­дей­ствие (ср. stark is), что не свой­ствен­но «соот­вет­ству­ю­ще­му» рус­ско­му сло­ву. Тем не менее, пода­ча в тол­ко­вом сло­ва­ре – шаг в вер­ном направлении.

Я гово­рил рань­ше о необ­хо­ди­мо­сти про­яв­лять здо­ро­вое недо­ве­рие к дву­язы­чо­му сло­ва­рю, и повто­рю это опять. Начи­на­ю­ще­му пере­вод­чи­ку име­ет смысл как мож­но ско­рее пере­хо­дить от дву­языч­но­го сло­ва­ря к тол­ко­во­му. (С ого­вор­ка­ми, конеч­но, каса­ю­щи­ми­ся сло­ва­рей спе­ци­аль­ной лек­си­ки). Хотя и он далек от иде­а­ла, схва­тить сущ­ность сло­ва по нему куда лег­че, чем по инвен­та­рю раз­дроб­лен­ных зна­че­ний в сло­ва­ре двуязычном.

Итак, насто­я­щие труд­но­сти пере­во­да зача­стую, а может быть даже все­гда, свя­за­ны с тем, что меж­ду лек­си­че­ски­ми еди­ни­ца­ми двух язы­ков прак­ти­че­ски нико­гда не быва­ет пол­но­го кон­цеп­ту­аль­но­го соот­вет­ствия: част­ные зна­че­ния могут сов­пасть, но «идеи» слов и кон­струк­ций уни­каль­ны. При­ве­ду для боль­шей нагляд­но­сти еще при­ме­ры несов­па­де­ния кон­цеп­тов слов, кото­ро­го сло­варь не улав­ли­ва­ет, ста­вя меж­ду ними знак равен­ства. Гла­го­лу öppna, как нам вне вся­ко­го сомне­ния кажет­ся, без­услов­но соот­вет­ству­ет рус­ский гла­гол открыть. Сло­варь тоже не сомне­ва­ет­ся. А меж­ду тем по-рус­ски мож­но открыть Аме­ри­ку, открыть (свое) лицо, а по-швед­ски – нет. Нуж­но ска­зать не öppna, а upptäcka Amerika, blotta или м.б. avtäcka sitt ansikte.

Про­дол­же­ние в сл. части (4).

② ← →④

¹⁾ Это сло­во вооб­ще неохот­но при­ни­ма­ет опре­де­ле­ния. Мне встре­ти­лись толь­ко три таких при­ме­ра: hektiskt periodsupande, långvarigt p. и hårt p. Послед­ний вари­ант един­ствен­ный, кото­рый мож­но упо­тре­бить вме­сто рус­ско­го силь­ный. По логи­ке тра­ди­ци­он­но­го сло­ва­ря в чис­ло зна­че­ний при­ла­га­тель­но­го силь­ный сле­до­ва­ло бы доба­вить hårt. Про­ве­рив, убе­дил­ся, что оно и в самом деле есть, наря­ду с häftig, våldsam, effektiv, duktig …. Все они, ста­ло быть, истин­ные дру­зья рус­ско­го силь­ный (!).

²⁾ Послед­нее отно­сит­ся и к твор­че­ским упо­треб­ле­ни­ям: они тоже не могут вый­ти за эти пре­де­лы, т.к. в про­тив­ном слу­чае полу­чит­ся Шал­тай-Бол­тай. Помните:
– Когда я беру сло­во, оно озна­ча­ет то, что я хочу, не боль­ше и не мень­ше, – ска­зал Шал­тай презрительно.
– Вопрос в том, под­чи­нит­ся ли оно вам, – ска­за­ла Алиса.
– Вопрос в том, кто из нас здесь хозя­ин, – ска­зал Шал­тай-Бол­тай. Вот в чем вопрос!

³⁾ Кста­ти, попыт­ка пере­ве­сти это на рус­ский сра­зу заво­дит в т.н. пороч­ный круг: силь­ный при­хо­дит­ся тол­ко­вать через самое себя, как ’обла­да­ю­щий боль­шой мускуль­ной силой’. Одна­ко ниче­го пороч­но­го здесь нет, имен­но пото­му, что этим сло­вом выра­жа­ет­ся пер­во­об­раз­ный кон­цепт, один из аспек­тов непо­сред­ствен­но­го телес­но­го опы­та чело­ве­ка. Такой кон­цепт нель­зя истол­ко­вать через более про­стые поня­тия. Любые опре­де­ле­ния, напри­мер, с исполь­зо­ва­ни­ем слов пре­одо­ле­ние, воз­дей­ствие, сопро­тив­ле­ние, про­ти­во­дей­ствие и т.д., на послед­ней сту­пе­ни редук­ции все рав­но при­ве­дут к идее ’сила’. Круг замкнет­ся, хотя и ста­нет не таким оче­вид­ным. В швед­ском эта идея обо­зна­ча­ет­ся дву­мя сло­ва­ми, styrka и kraft, и пото­му при­ве­ден­ное опре­де­ле­ние из Norstedts’а не выгля­дит кру­го­вым. Одна­ко ана­лиз отли­чий меж­ду эти­ми «сино­ни­ма­ми» нуж­да­ет­ся в отдель­ном рассмотрении.