Мы – сама доброта и человеколюбие. Мы феминистки, мы за права беженцев, за права ЛГБТ, за права зверушек, за мультикультуру, мы голосуем за левых, за политику идентичности. И не смейте возражать, если не хотите, чтобы мы навели на вас порчу!
Нет, не * рыночная школа, конечно. По-русски так можно назвать только классическую английскую политэкономию, ту самую, которую одобрял Онегин. И не * школа маркетинга, * курсы для инвесторов или просто * школа рынка – все то, что нельзя исключить с точки зрения носителя русского языка.
Словечко не новое, но не частое. Однако в публичном дискурсе время от времени попадается. Например, в недавней дискуссии в связи с запредельным ростом тарифов на электричество. Модераты требуют снижения налога на электроэнергию, социал-демократы возражают, что это противоречит сохранению климата. На что следует такой контраргумент: – Men det är väldigt få som okynneskonsumerar el just nu, – говорит спикер Умеренных по вопросам экономической политики. [Перевод далее в тексте.]
Omsättningsstöd, omställningsstöd, nedstängningsstöd – всех этих слов на русском нет. Да и в шведском они появились недавно, на волне пандемии короновируса. В словарях их можно не искать. Они широко распространились в СМИ, поскольку связаны с насущными проблемами, но могут выйти из обихода так же быстро, как и вошли: все они обозначают формы прямой поддержки бизнеса, сферы культуры и др. – формы, которые правительство признало теперь неактуальными и намеревается вскоре отменить вслед за отменой ковидных ограничений. Поэтому не исключено, что моя заметка несколько запоздала. Но кто знает, не накатит ли еще одна волна, и еще …😏 Кстати, direktstöd (’прямая поддержка’) – это хотя и не специфически «ковидный термин», но актуализировался он как раз в этой связи.
В предыдущих статьях этой серии (см. ссылки «Еще по теме» в конце страницы) уже затрагивались отдельные аспекты перевода шведских сложных слов, но не специально, а лишь в связи с попытками докопаться до истинной природы шведского словосложения. В этой, заключительной, статье проблематика перевода несловарных композитов будет самостоятельной темой.
❶
Литературы на эту тему применительно к переводу со шведского нет. Зато она рассматривается во множестве работ, посвященных сложным словам немецкого языка. Там она обычно проходит под названием «Трудности перевода немецких сложных слов». Почему бы и мне не назвать свою статью так же, соответственно с заменой немецкого на шведский? – Потому что такой заголовок был бы данью традиционной постановке вопроса. А она, на мой взгляд, ущербна. Поэтому две существенные оговорки и одна техническая:
«Идея» слова или конструкции. Ментальная модель осмысленной ориентации говорящего в мире на некотором участке его языковой картины, символизируемая единицей языка. Концепт категоризирует фрагмент общего говорящим опыта освоения ими своего жизненного мира.
не слову, а говорящему. Это он является смыслопорождающей инстанцией. И перевести, то есть воспроизвести в переводе – с большей или меньшей достоверностью – можно не слово, а именно и только актуальное значение, порожденное в акте речи. Обычно, одно из многих значений, потенциально допустимых «идеей» слова, его, если угодно, замыслом, тем содержащимся в нем представлением или концептом, ради которого оно и нужно носителям языка.
❶
Начав разговор о сложных словах шведского языка – композитах – легко образуемых в нем «на ходу», на случай, ad hoc, окказионально, по мере необходимости (это все об одном и том же), – и назвав статью о них «Несловарные слова», я не дал этому термину никакого определения. А в следующей статье на эту тему («Кое-что о шведском 
словосложении») на всякий случай подстраховался, оговорившись, что такого определения вообще не существует, и потому я больше полагаюсь на вашу интуицию и примеры, чем на какую-то безукоризненную формулу. Наконец, в статье, где среди прочего утверждалось, что встречаемость (частотность употребления) слова сама по себе не является критерием его включения в словарь («Что скрывается за забором?»), я рискнул пообещать, что вернусь к этому вопросу.
Пора. Но так как я не диссертацию о композитах пишу, а текст, который был бы полезен и переводчику, в особенности, еще не обладающему большим опытом, и студенту-носителю русского языка, изучающему шведский, нужно пояснить, чем им может быть интересен ответ на этот вопрос. Полный ответ на него авансом дать нельзя – он должен соткаться из дальнейшего изложения. Вкратце же дело вот в чем:
В комментариях к моей заметке «Несловарные слова» меня призвали предъявить примеры наиболее часто употребляемых сложных слов этого рода в шведском языке. На что я ответил, среди прочего, что сделать это невозможно в принципе: будучи словами «на случай», они по самой своей природе не могут стать предметом сравнительной статистики. Так как в словарях их по определению нет, то искать их в тексте можно только путем ручной выборки. Это еще куда ни шло, если текст не слишком пространный, но и в этом случае пришлось бы потратить немало времени, так как любое слово, заподозренное в несловарности, нужно будет проверить по академическому словнику SAOL. Интуиция может обмануть, и это слово может там оказаться. Но для статистики нужны представительные корпусы текста в миллионы и десятки миллионов слов1). Ниже будет видно, почему.
Продолжаем разговор о шведских “несловарных словах” – композитах, – образуемых “на случай”, ad hoc, не учитываемых словарем, в большей или меньшей степени контекстуально зависимых по смыслу (обычно – в бóльшей), но при этом не воспринимаемых как неологизмы.
Наша способность находить смысловое оправдание любому, даже самому нелепому, сочетанию слов поистине безгранична. При условии, конечно, что при этом не нарушена грамматика1). Вспомним хотя бы знаменитую фразу Ноама Хомского Бесцветные зеленые идеи яростно спят: из предложенных вариантов ее толкования можно составить толстый том. Она вполне абсурдна, но грамматически безукоризненна. И наоборот. Этот же механизм позволяет нам соглашаться с необычными толкованиями самых обычных выражений – толкованиями, которые выглядят неестественно, неожиданно или просто нелепо, но возможность которых не исключена. Взгляните на картинку: говоря сидеть на стуле, я могу иметь в виду совсем не то, что банально узаконено обыденным словоупотреблением.
Не этой ли способности сродни поэтический язык?
Эта статья уже опубликована на моей странице в фейсбуке. Воспроизвожу ее здесь в качестве введения к задуманной серии о шведских композитах, образуемых ad hoc и остающихся за пределами словарей – тема, представляющая интерес как с точки зрения перевода, так и изучения шведского языка.
Не подумайте дурного. Речь не идет о модном занятии, каким стало нынче описание ненормативной лексики, то бишь мата. Собираюсь начать новую тему, которая, надеюсь, заинтересует и переводчиков, и изучающих шведский язык. Мы уже сталкивались с затруднениями, связанными с переводом несловарных слов, т.е. сложных или составных слов шведского языка, с легкостью образуемых по необходимости. Таких, как fossilsamhälle, konsumentägd, oljestinna ekonomier или kexchokladkriget. В подавляющем большинстве такие слова не воспринимаются как неологизмы или какие-то словесные выверты, резко отмеченные авторской игрой. Для носителя шведского языка в них обычно нет ничего аномального. Тем не менее, они не состоят на словарном учете, несмотря на свою неуникальность и повторяемость во многих и разных текстах.
Шведско-русский словарь-справочник
ПРАВО • АДМИНИСТРАЦИЯ • ЭКОНОМИКА • ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО • МЕДИА
Издание 4-е, Стокгольм: Interword, 2025.
НОВОЕ ИЗДАНИЕ — результат масштабного обновления. Добавлено более 1500 словарных статей с пояснениями, справочным материалом, удобными вариантами перевода, переведенными примерами и системой перекрестных ссылок, связывающих тематически соотносимые понятия. Многое уточнено и актуализировано.
Вам предлагается уникальный двуязычный путеводитель по шведскому обществу, адресованный переводчикам и студентам. Он будет полезен и представителям разных профессий в процессе адаптации к шведским условиям.
